Olnika (02 April 2011 - 23:45) писал:
Колодин Н.Н. Ярославские эскулапы. Т. I. Земцы. – Ярославль, 2008. – 376 с....
...книга... есть в электронном виде в Интернете...
Ольга Николаевна, большое спасибо за ссылку на ценный источник информации!
Простым поиском в Google книгу
нашел здесь и скачал. Там, кстати, есть упоминание и о
Торопове,
Тихвинском и многих других:
Начало начал 5
Забытые имена 13
Они были первыми (женщины-врачи) 16
...
(Битюцкий П.М.) Неунывающий дантист 25
...
(Тихвинский Д.В.) Выбыл «по домашним обстоятельствам» 316
(Торопов А.И.) Сын пономаря 319
...
Послесловие 375
* * *
Поскольку информации о
Битюцком Павле Михайловиче немного, счел возможным разместить текст полностью:
НЕУНЫВАЮЩИЙ ДАНТИСТ
Павел Михайлович Битюцкий… В памяти знавших его он остался образцом жизнерадостности, оптимизма и человеколюбия. Зубного кабинета боятся все, и доктор Битюцкий, чтобы от-влечь внимание от боли, всегда мог рассказать смешной случай либо анекдот, притом так заразительно смеялся, что пациент порой даже не понимал, когда доктор успел удалить зуб. Это он у себя в кабинете на центральном месте повесил лозунг с перефразированной пословицей «Береги челюсть смолоду!».
И это жизнелюбие было особенно заразительным на фоне тех невзгод, что бесконечно преподносила ему жизнь. Дед его, Алексей, по рассказам старших Битюцких, происходил из помещиков-графов, а бабушка, носившая прозвище Горошинка, была очень доброй и веселой, но крепостной. Отец, Михаил Алексеевич – незаконнорожденный сын графа Битюцкого, воспитывался в приюте, сумел окончить фельдшерскую школу и был единственным лекарем на всю пошехонскую округу.
Сам он родился в 1876 году, и от первого брака с Агнией Митрофановной имел пятерых детей, при этом предпоследняя дочь София умерла еще в младенческом возрасте, а первый сын – Михаил, названный в честь деда, погиб в Великую Отечественную войну.
Агния Митрофановна, урожденная Солонцева, носила известную в Рыбинске фамилию. Сам тесть – Митрофан Солонцев служил дьяконом в Спасо-Преображенском соборе и увлекался краеведением, еще в 1879 году он написал и издал книгу «Рыбинские соборные храмы и святыни их». Брак, к несчастью, оказался недолгим, в 1913 году Агния Митрофановна умирает. Павел Михайлович очень скорбит по супруге и на второй брак решается только после 20-летнего вдовства. Новая супруга, Евгения Евгеньевна Градусова, из семьи более чем известной в Ярославле. Отец ее – тайный советник Евгений Михайлович Градусов, кавалер орденов Святого Владимира III и IV степени, Святого Станислава I и II степени, Святой Анны II и III степени с мечами, имел еще и медали: бронзовую с надписью «За покорение Кокандского ханства в 1875-1876 годах»; серебряную – в память царствования императора Александра III; темно-бронзовую – за производство переписи населения империи и Бухарский орден Золотой Звезды I степени.
Меж тем родился он в семье вовсе не знатной, хотя и известной, священника Ярославской губернии. При этом родословная Градусовых обрывается на деде Евгении Евгеньевны Иване – священнике одного из ярославских приходов.
Детей в семье нещадно косила чахотка, уцелел только старший сын Евгений Иванович, уцелел чудом, благодаря тому, что рано уехал из дома для получения образования в Санкт-Петербург. К слову сказать, и в семье самого Павла Михайловича судьба к его братьям и сестрам была столь же немилосердна. Их родилось 19, а выжило только шесть. Правда, смотрели на это тогда просто: «Бог дал, Бог и взял!» Каким же образом, возвращаясь к семье Градусовых, сумел сын рядового священника дослужиться до самых высших чинов сословности Российской империи, ведь тайный советник – это гражданский чин третьего класса, и лица, имевшие его, занимали высшие государственные должности, вроде товарища министра, сенатора, посланника и т.п.
А верным служением медицине – вот каким образом! В Петербурге Евгений Михайлович Градусов окончил Медико-хирургическую академию, после чего был направлен в Туркестан (нынешний Узбекистан). «В службу вступил в звании лекаря, младшим ординатором в ташкентский военный госпиталь с обязательством отслужить правительству три года и четыре с половиной месяца за полученную стипендию и два года за бес-платное (!) слушание лекций в академии. 30 января 1872 года прибыл 26-летним лекарем и прослужил в знойных степях Коканда и Бухары без малого 34 года.
Лечил, оперировал, боролся с малярией и брюшным тифом, пока не был «командирован в Санкт-Петербург для клинического лечения болезни с 19 марта 1905 года. Не прибывая из этой командировки, оставлен в прикомандировании к Главному Военно-медицинскому управлению без особых сверх получаемого содержания денежных выплат». И наконец, «Высочайшим приказом о чинах гражданских, состоявшимся в 6 день августа 1906 года, произведен в тайные советники с увольнением по прошению от службы с награждением мундиром и пенсией. Высочайших рескриптов не получал».
Женат отец Евгении Евгеньевны был на дочери тайного советника Суворова, девице Ольге Ивановне. «Имения родового и благопристойного за ним и за родителями не состоит». Выйдя на пенсию, переезжает с семьей в Ярославль в 1906 году, а через три года умирает на руках больных и близких.
Евгения Евгеньевна родилась и выросла в Средней Азии, но учится в Ярославле, в знаменитой тогда Екатерининской гимназии, которую заканчивает с золотой медалью. Она часто рассказывала об этих годах сыну Кириллу.
1913 год. По случаю 300-летию дома Романовых царская семья совершает поездку по Волге – августейшая фамилия посещает знаменитую женскую гимназию. Совсем близко – царь и члены семьи обходят торжественную линейку. Она – гимназистка – видит всех: Николая II, Александру Федоровну, дочерей. Наследник Алексей самый младший. Он в матросском костюмчике. Царевича постоянно носит на руках дюжий дядька Деревенько».
В седьмом классе историю и литературу у них ведет белорус Имшеник, только что с университетской скамьи. Зажигательный, демократичный, остроумный, красивый, неженатый, часто гуляет со своими ученицами по набережной, читает им свои стихи. Какие уж там уроки, они все поголовно влюбляются в молодого учителя. Евгения – лучшая его ученица, и он не скупится на похвалы, ей даже совсем совестно. Однажды он предлагает ей написать сочинение на тему «Бунт Стеньки Разина». Она загорается: какая тема, да и подвести нельзя. Строчит целых двенадцать листов и заканчивает словами: «А наш русский народ о нем песни поет и с почетом его вспоминает». Учитель с восторгом читает сочинение, ставит пять с плюсом и еще пишет: «Превосходно». Читает сочинение в параллельном классе. Узнает начальница – и следует скандал: «Как? В Екатерининской гимназии да славят бунтарей!» Вызывают для объяснения учителя, маму, саму Евгению, и – вывод: «Чтобы впредь подобного не было!»
Она, закончив гимназию с отличием, поступает в Петрограде на знаменитые на всю Россию Бестужевские курсы. Сказывается склонность к гуманитарным дисциплинам, любовь к литературе, искусству, прекрасному вообще. Да и как иначе: в семье превосходная по тем временам библиотека, все зачитываются Тургеневым, Бальмонтом, Мережковским, Белым, Данилевским. Понравившиеся места записывают в альбомы, по моде тех времен, делают в них рисунки, пишут шуточные посвящения и экспромты. А еще декламируют, музицируют, спорят о прочитанном. Но отцовская закваска все же оказалась сильнее, и она, окончив Бестужевские курсы в 1919 году, поступает на медицинский факультет Ярославского университета. А время-то было страшное, так называемые «чистки» стали делом обыденным. Она вспоминала: «Собрали нас в актовом зале, зачитали список исключенных. Десятки фамилий: дети священнослужителей, купцов, служащих по прежнем режиме. Вдруг слышу: «Градусова Евгения. За академическую неуспеваемость и как социально чуждый элемент…». Вот когда аукнулся дедовский титул тайного советника. Она все же успела крикнуть: «Первое – ложь, а со вторым – поспорим» – и упала в обморок. Целый год был потерян на хождение по инстанциям. Побывала даже в приемной Луначарского, принял заместитель Покровский. Ее восстанавливают, но университет в Ярославле к тому времени закрывают. Пока добивалась правды, всех незакончивших распределили по разным вузам страны, кого – в Смоленск, кого – в Казань, кого – в Нижний… Ей же досталась Астрахань. Вот где хлебнула лиха. Все «социально чуждые» жили общей коммуной, но по молодости все равно весело и дружно. На ногах веревочные туфли, разгружают баржи с дровами, чтобы не умереть с голода, кашеварят по очереди, пропуская занятия. Каша – то пересоленная, то недосоленная, смех и грех! Не верилось, что до четвертого курса вытянет. Придет бывало в анатомичку, голодная, усталая после разгрузки барж, а там запах трупный. Тошнота! Чтобы хоть как-то удержаться, закурит папиросу и с песней: «В минуту жизни трудную, когда нет папирос, махорочку занудную протянешь через нос» – да так и втянулась, курила затем всю жизнь.
Когда Павел Михайлович Битюцкий сочетается браком с Евгений Евгеньевной Градусовой, она уже опытный специалист, рыбинский невропатолог. Их обоих хорошо знают в городе, по-этому венчаться они едут на пароходе в Нижний Новгород.
Жизнь в семье для него – праздник между ссылками и тюрьмами. В Рыбинске он начинает практиковать задолго до революционной смуты 1917 года. В городе тогда было около десяти дантистов, по-современному стоматологов: М.И. Хохлович, В.М. Чумаков, А.Я. Флигельтауб, А.К. Кулеш, П.С. Мухина, И.Э. Фабрикант – и каждый дорожит своей маркой, делает работу на совесть, иначе нельзя – конкуренция! Объявление из «Рыбинской газеты» за 1913 год: «Зубоврачебный кабинет П.М. Битюцкого, Крестовая, дом Е.Е. Эльтековой. Лечение. Пломбирование, удаление зубов и вставление искусственных. Прием с 10 ч. утра до 2 часов и с 3 до 6 дня. По праздникам с 10 ч. до 2 ч.»
При этом он оставался человеком образованным, в своем деле более чем высокопрофессиональным, способным поднять проблемы стоматологии, впрочем, тогда это называлось просто «зубоврачеванием», на уровень общегубернский, о чем ярко свидетельствует его выступление на последнем дореволюционном съезде врачей Ярославской губернии с докладом «К вопросу о зубоврачевании», где он, в частности, говорил:
«Вопрос о подаче зубоврачебной помощи в земствах в достаточной степени назрел, а потому сказать несколько слов о желательной постановке зубоврачебного дела в земствах в настоящее время кажется далеко не лишним. Вам известно, что крестьяне, рабочие, земские служащие и прочие обыватели, страдающие зубными болезнями, в лучшем случае попадают в руки больничного или участкового врача, никогда специально не изучавшего науку зубоврачевания, а в большинстве случаев больные этого рода – обычное достояние участковых фельдшеров, среди которых, к сожалению, и до сих пор встречается немало ротных, о малой степени подготовки которых, в деле подачи медицинской помощи больным вообще, я распространяться не стану. Понятно, что большинство зубов таких пациентов обычно приговаривается к экстракции. Не в лучшем положении и те больные зубными болезнями, которые попадают в руки участковых или больничных врачей. Обычный зубной инвентарий, находящийся в распоряжении участкового врача, сводится на две-три пары зубных щипцов, зубной ключ да козью ножку. Спрашивается, что может сделать участковый. Или даже больничный, более богатый инструментарием врач, никогда не занимавшийся зубоврачебной наукой и не знакомый с техникой этого дела – что он может посоветовать подобному больному? Чем может быть полезен зубному больному врач, даже научно и технически подготовленный к зубоврачеванию, имея в своем распоряжении столь жалкий инвентарь. Понятно, что такие врачи, при всем желании, едва ли могут предложить что-либо иное, как экстракцию больного зуба. Я не говорю о каплях, мазях, полосканиях, цену которым каждый из вас хорошо знает и по собственному опыту. И из врачебной практики других. Что делать больному крестьянину, рабочему или даже среднему служащему, живущему в глухой деревне, при нестерпимой зубной боли, не дающей ему ни минуты покоя и мешающей ему отправлять свои обычные обязанности? Ехать в город к дантисту – и дорого, и сопряжено с потерей времени. Естественный исход в подобном положении – идти к врачу или фельдшеру с просьбой удалить зуб. И больной идет. Ни для кого из вас не может быть секретом, что персонал вынужден идти навстречу желаниям больного с недостаточными средствами и лишь с единственным желанием избавить больного от страданий. И вот большинство зубов осуждается на уничтожение через экстракцию, причем многие из этих зубов в виду незначительного повреждения могли бы быть еще сохранены на долгие годы при рациональном лечении их.
Известно, что главными возбудителями всевозможных заразных болезней, таких как холера, чахотка, тиф и т.п., являются микроорганизмы и борьба с большинством из этих врагов стала уже возможна благодаря открытиям бактериологов, и эта борьба в земствах носит крайне непланомерный, случайных характер. За последнее время все государства Европы стали много внимания уделять на громадное количество и разнообразие микроорганизмов полости рта и испорченных зубов. Путем исследований доказано, что запущенный рот и больные зубы являются опаснейшими носителями заразы и серьезными факторами распространения всевозможных инфекций, особенно у детей школьного возраста, более подходящего места, как полость рта человека, трудно найти. В числе микроорганизмов встречаются в большом количестве туберкулезные, дифтерийные и множество других бацилл. Микроорганизмы и их продукты, попадая в пищеварительный тракт, могут вызывать серьезные заболевания организма. Доказано также, что микробы изо рта могут попасть не только в лимфатическую систему, но также в головной и спинной мозг. Здоровый рот есть удел крайних счастливцев, и это доказывает статистический материал. Все данные достаточно убедительно говорят, что рот действительно является очагом заразы, и что гигиена рта и зубов должна занять в земской медицине надлежащее место среди общественно-санитарных мер, что может способствовать физическому оздоровлению подрастающего поколения. Никакая канализация, вентиляция, стерилизация не дадут достаточно гарантий от инфекции, пока рот человека в 95 случаях из ста будет представлять из себя термостат, кишащий микробами.
Зубоврачебная помощь в деревне крайне необходима ввиду общественного здравоохранения и избавления сельского населения от мучительных страданий – зубных болезней. Помощь нужна не только в острых случаях, но и профилактическая, и главное внимание должно быть обращено на школы…
Исходя из вышеизложенного, полагал бы предложить следующий проект постановки зубоврачебного дела в уездных земствах.
1. В каждом уездном городе иметь по одному зубоврачебному кабинету при амбулатории больницы.
2. Для заведывания кабинетом должен быть назначен самостоятельный штатный дантист и служитель при нем.
3. Так как стационарные зубоврачебные кабинеты далеко не всегда и не всем могут помочь в нужный момент, признать желательным введение в каждом уезде еще передвижного кабине-та, разъездной должности по врачебным пунктам по предварительному извещению жителей, по заранее распределенному расписанию.
Врач Битюцкий.
Ярославль. 1914 год.
Типолитография Губернской земской Управы».
Что можно добавить к сказанному около ста лет назад? Да ничего, разве что восхититься образностью мысли, да еще и способностью заглянуть далеко вперед. Ведь положа руку на сердце, признаемся, что поднятые доктором Битюцким проблемы имеют место и по сей день! Пусть не все, но имеют место! Что же касается предлагаемых мер, то вариант с передвижным стоматологическим кабинетом и сегодня был бы востребован в нашей губернии.
И главное, это говорит обычный, не обремененный степенями и званиями земский врач из провинциального Рыбинска. Вот это – земцы! Вот это – мыслители!
Он первым в городе открывает бесплатный зубоврачебный кабинет. Работает только специально заказанным в Германии инструментом. Вспоминает сын – Кирилл Павлович: «У меня до сих пор перед глазами педальная бормашина и зеленый кованый сундучок, а там круглые зеркальца на длинной ручке, крючки, блестящие тяжелые щипцы с шершавой насечкой, «козьи ножки», шприцы, ампулы. Отец любил свое дело. Работает виртуозно, азартно, умеет «заговорить зубы»: не успеет пациент опомниться, а зуб уже вытащен. Однажды – я уже в пятом-шестом классе – к нам заходит рыбинский старожил дядя Вася Соколов. Он ропщет: «Все по плану, все по плану, пес их дери. Умирать тоже поди будем по плану. Вроде должно быть как лучше, ан нет». Дядя Вася крякает от досады, склабится, постукивая ногтем по челюсти: «Вот, Евгения Евгеньевна, Пал Михалыча работа, царство ему небесное. Тридцать лет жую, сносу нету. Не нонешние пустельги».
Сын, к сожалению, не застал отца живым и помнит его только по рассказам знакомых, которых у отца было великое множество.
Вспоминаются, правда, пышные его усы и сильные руки. Вспоминается, как садил его на колени, потряхивая и приговаривая: «Поехали, с орехами. По гладенькой дорожке, по гладенькой дорожке, по камешкам, по камешкам, по кочкам, по кочкам, да в ямку – бух!» Он визжит от удовольствия, отец смеется, мать просит их уняться. Еще помнит: «милый мальчик» – к нему, «моя голубка» – к матери. Помнит швейцарские часы с перламутровой крышкой и золотой цепочкой, да еще любимую его песню: «Вдоль по улице метелица метет, за метелицей мой миленький идет, ты постой, постой, красавица моя, дозволь наглядеться, радость, на тебя».
Наглядеться на мать отцу и впрямь было некогда, его все время не было дома… Это уж потом, чуток повзрослев, он спрашивал у матери, за что отца считают врагом народа?
«- Только заклинаю тебя, ради Бога, никому ни слова.
- А что он сделал?
- В том-то и дело, что ничего. За язык свой и прямодушие. Сколько просила придержать его. Нет. Как только едем в паровозе, возмущается, людей собирает вокруг. Я с ним и ездить-то перестала – боюсь!
- И в последний раз за язык?
- Опять за него. Тащил зуб в поликлинике. Щипцы сорвались и обломились. Вгорячах швырк их на пол: «А, черт, советский инструмент!» Больной-то оказался сексотом. Кируха, смотри, не болтай – тогда и нас могут сцапать!»
Отец, ратоборец за справедливость, томится в ссылках: вначале на севере, потом в Сибири, а уже 64-летнего, его осуждают на десять лет. Статья все та же – антисоветская агитация. Власти проявляют «гуманизм», и отправляют старика в Переборы. Мать вспоминала:
«Приехали ночью, трое, молодые, в серых габардиновых костюмчиках. «Гражданин Битюцкий, в доме золото, оружие есть?»
«Золота нет, – отвечает он, – а оружие вон там, на печке висит, забирайте», – и показывает на игрушечную саблю сына».
Сохранились письма его. Вот одно, написанное из камеры предварительного заключения 14 августа 1935 года за месяц до рождения сына:
«Заботься о себе, мне здесь очень хорошо. Последнее твое посещение произвело на меня чарующее впечатление. Ты была весело настроена, и не было заметно грусти, я ожил и, безусловно, верю в нормальные роды.
Моя жизнь течет не так монотонно, как вы все думаете, здесь свои интересы, радости и печали, радость одного – радость на всех, печаль одного – печаль на всех, и так жизнь течет более или менее разнообразно и интересно, и со своими новостями».
И еще одно письмо, за неделю до смерти, адресованное дочке от первого брака и внучке:
«Дорогие мои Татуся и Ритуся!
... Вы не сердитесь ни на Евгения (сына), ни на меня за рыбий жир. Сама судьба так устроена, что вышло лучше. Павлика (внука) обварили, рыбий жир израсходовали на лечение Павлика. Хорошо сделали, я и так обойдусь. Обо мне не заботьтесь, у меня все в порядке. Изредка с кем-нибудь что-нибудь пришлите, и спасибо!
… Я, оказывается, вынослив и крепок, мои товарищи давно уже у праотцов, но слабею, все время идет великий пост, с режимом.
… Нужно жить и жить, но жить честно, честно и свято, без угрызений совести, и не причинять никому вреда и неприятностей.
… Ритуся! У меня к тебе большая просьба. Читай больше, но с толком. Сделай тетрадь с большими полями, когда будешь читать, сверху напиши автора, название книги и более замечательные фразы выписывай с указанием страницы, и со временем составятся прекрасные записи, которые тебе в жизни весьма пригодятся, а на полях свой взгляд, мнение и прочее. Я приеду, почитаем их, разберемся.
Письма идут долго, но не пропадают.
Пиши! Будьте здоровы! Любящий вас
Ваш папа и дед».
За что, спрашивается, страдал человек?
Ведь когда произошла Октябрьская революция, это был очень известный в Рыбинске деятель, но с устоявшимися кадетско-монархическими взглядами. Еще в 1915 году он становится членом Рыбинского научного общества, выступает с докладами: «Чахотка легких в связи с запущенностью полости рта», «О семейных вечерах – Рыбинском рукописном журнале 60-х гг.», «О рыбинских силачах», резюмирует статью Лурье «Рак как социально-биологическая проблема», печатает научно-исследовательские работы по ондотологии, собирает коллекцию зубных аномалий. И это провинциальный врач? Да ему в пору в аспирантуре кандидатскую защищать! Но он любит свою работу, любит рыбинцев и работает даже по праздникам, без выходных.
Обстоятельства его гибели обычной смертью никак не назовешь, нам известны из письма отбывавшего вместе с ним срок С. Колпикова к дочери Павла Михайловича – Татьяне:
«15.03.43 г.
… Я в течение почти двух лет находился и жил вместе с вашим отцом, а в последнее время даже в одной комнате.
Мы с ним многое делили, в том числе и наше горе, и редкую правда, но иногда встречающуюся и в нашем положении, радость. Были откровенны во многом, взаимно доверяли получаемую корреспонденцию от близких, он зачастую помогал мне своими житейскими советами и т.п.
В последнее время, примерно в январе, на почве, во-первых, плохого питания (которое резко ухудшилось у нас в указанный период), во-вторых, на почве несбывшихся его надежд на возможное его возвращение к семье, в-третьих, и возраст сказал свое веское слово, у него сильно пошатнулось здоровье, он стал быстро утомляться, сильно похудел, ослаб и 10 марта в 13 час. 45 мин., к глубокому сожалению, внезапно скончался от разрыва сердца.
Утром еще был сравнительно бодрым, пошел на работу, а у меня был день отдыха, и, уходя, он велел прийти к нему в кабинет посидеть около часа дня, но в двенадцать сам возвратился с работы, прилег в постель, ни на что не жаловался, только ему было душно и выступил пот. Полежав минут 20-30, он попросился проводить его на улицу, ибо сам, один, идти не решался, говоря, что ощущает сильное головокружение.
Я вместе с еще одним знакомым-рыбинцем Пугачевым П.В. – пошли проводить его. Но там его стошнило, после чего он сразу затих как-то. Пугачев побежал за доктором. Прибывший немедленно врач Лях М.И. установил факт смерти.
…Мне до боли жалко, что Павлу Михайловичу пришлось умереть вдали от близких в такой тяжелой обстановке. Он так любил свою семью, так тяжело морально переживал то, что в наше трудное время он лишен возможности чем-либо материально помочь своей семье».
Из воспоминаний К.П. Градусова (Битюцкого):
«Мне семь лет. Хорошо помню похороны. Владя (Владислав Павлович Битюцкий – сын от первого брака) оформляет бумаги. Тело выдают. За могилу заламывают литр водки и две буханки хлеба – целое состояние по тем военным временам. Мама мечется по всем знакомым, правдами-неправдами наскребает требуемое. Отпевают в церкви у Егория. На лбу отца плотная бумажка. Надо целовать в нее. День солнечный. В церкви сумрачно и холодно. Священник позванивает кадилом, ходит с пением вокруг гроба. Пахнет ладаном. Погребают отца на Ново-Георгиевском кладбище за рекой Коровкой.
… А.А Золотарев, друг отца по научному обществу и архангельской ссылке, утирает платком нос, сутулится. У него рыжие моржовые усы, копна вьющихся волос, зачесанных назад. Очки с толстыми стеклами. Держит прощальное слово: «…Ведь когда умирают хорошие люди, вместе с горем в сердце вмещается и радость. Эта радость в том, что он сложил свои кости на нашей рыбинской земле, и у нас всех, кто любил его живым, осталась его могилка, куда мы будем ходить посидеть и подумать над величием, красотою и глубиною Божьего мира.
…Спи же спокойно, милый мой Павел Михайлович, до общего Воскресения, в которое ты бесхитростно верил. Вечная тебе память!»
…Расту без отца, но он с нами: в письмах, вещах, фотографиях, его знакомых, маминых рассказах… Когда я родился, отец отбывал ссылку в Казачинске на Енисее. Мама решает, что я буду не Битюцкий-последний, а Градусов – первый и единственный – из опасения за мою будущую судьбу. Вот и стал я Кирилл Градусов-Битюцкий. Сам себе КГБ».
Кирилл Павлович, человек не без юмора, весь в отца, судьбу свою решил торить иначе, чем родители, и получил гуманитарное образование. Но судьба все-таки вновь свела его с медициной: начиная с 1959 года он преподавал русский язык, литературу, а также немецкий язык в Рыбинском медицинском училище. Он много внимания уделял совершенствованию методики преподавания, серьезно занимался самообразованием, и на его опыте учились учителя школ города. Здесь он проработал всю свою трудовую жизнь вплоть до 2002 года. Так в нем сомкнулись три поколения медицинских работников земли ярославской, центральной фигурой которых был неунывающий дантист Павел Михайлович Битюцкий.