Выкладываю стенограмму беседы, состоявшейся в 2006 году с одной из ныне покойных родственниц Марией Николаевной Чернышевой (Ворониной) - сестрой моей бабушки. Я тогда учился в институте, ещё только-только начал заниматься родословной и совершенно ничего не знал, даже где располагается наш родной ГАЯО

Тем, кто интересуется Иваньково, возможно, некоторые факты покажутся интересными.
_____________________________________________________________________
21.04.2006 год, 18:00-21:15.
Беседа с Чернышевой Марией Николаевной – стенограмма с аудиозаписи.
- Итак, Мария Николаевна, сегодня я хотел бы поговорить с Вами о Вашем отце - Николае Васильевиче Воронине. Он родился в Иваньково?
- Да, конечно - все в этом доме и родились.
- А кто приезжал роды принимать?
- Да никто не приезжал. Через дом жила одна. Она прислуживала старостой в церкви. Она и принимала роды. Повитуха, раньше называли. Повивальная бабка. Она и принимала роды. Ходила по всему селу, по всем, кто рожал.
- Он учился в этой же школе, что и Вы?
- В этой же школе. В образцовой.
- А сколько классов он закончил?
- Дак все раньше три с половиной заканчивали.
- Со скольки лет начиналось обучение?
- Раньше с восьми начиналось.
- Какие у него любимые предметы были?
- Да, этого я и не знаю. Никогда не разговаривала с ним об этом.
- Чем он в детстве увлекался, например, умел ли играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?
- Нет.
- А он вообще любил музыку?
- Нет, Женя, когда же ему любить-то, в такое время. Кругом голод был. Надо было работать. Он поступил на железную дорогу. Сначала был отдан в мальчишки на побегушках, как Ванька Жуков на деревню дедушке письмо писал, так и он с 12 лет. А где он в мальчишках был, я и не ведаю.
- Это как это? Был на услужении у какого-нибудь помещика?
- Да. Или может у кого-то из середняков. Брали мальчиков, как этого Ваньку Жукова, у Чехова. Так же и он был, что-то вроде подмастерья. А потом, после мальчишек, он работал на железной дороге. Он, как-то там было, в голод ездил за хлебом в Ташкент, под вагонами.
- Это в каких годах было?
- Этого уж я не знаю. Это бабушка рассказывала.
- В 20-30х годах?
- Да это уж конечно не в тридцатых. Ездил один, под вагонами. «Ташкент - город хлебный» - ты не читал такое произведение?
- Нет.
- «Ташкент - город хлебный». Только там, в Ташкенте, можно было купить зерно. А тут везде был голод, всё Поволжье голодало. Привозил зерно. А у нас, в Иваньково, была меленка у одного, которого потом раскулачили. Вот там это зерно и мололи. Муку получали. Когда зерно в колхозе получали, тоже здесь всё мололи. А потом когда её хозяина раскулачили, стали ездить молоть в другие места.
- Значит, ему не до чего было в отрочестве?
- Конечно не до чего, он был мальчишкой на побегушках. А Павла отдали в подмастерья на портного. Он был портным и очень неплохо шил. А папа, Бог знает, у кого он работал, но факт тот, что он всё, решительно, умел. И обувь чинил, и валенки катал, и набойки ставил. Он всё делал, ни от чего не отказывался.
- В годы революции он в чём-нибудь участвовал?
- Дак он на железной дороге и работал в это время.
- А в чём заключалась его работа?
- Северная железная дорога. А уж чем он там занимался, не могу сказать. Об этом никогда разговору не было... Раньше, Женя, не разговаривали об этом. Только работа... Работали и всё.
- Да нет. Я имел в виду, участвовал ли он в революционных событиях? В забастовках, в восстаниях каких-нибудь.
- Дак может быть... Может быть, и участвовал. У нас вот эта вот... баба Дуня.
- Которая Лебедева?
- Она была членом партии с 1905, вроде, года. Она всё время была активным партийным работником.
- Она какую-нибудь должность она занимала?
- Да она уж пожилая была.
- Так, хорошо... А в гражданскую войну?.. Знаю, что в Ярославле в 1918 году был белогвардейский мятеж.
- Да, у меня даже книга где-то об этом событии есть.
- А из наших кто-нибудь принимал участие? Родня наша.
- У нас никто не участвовал.
- В Иваньково не было мятежа, да?
- А в Иваньково знаешь как? Власть переменилась. Иваньково буквой "П"... Вот этот вот конец, который от большой дороги идёт, потом поворот, от которого наш третий дом. А на повороте была трибуна, где собирались. Там детский сад, школьники, все приходили к этой трибуне, с флагами. Эта трибуна была построена ещё до советской власти. И вот, значит, только одни отплывут за Волгу на лодках, а уже другие на лошадях прискакали. Ещё те даже не отплыли, а вновь прибывшие на трибуну, власть переменилась. И вот на этой трибуне были даже жертвы. Почему эту трибуну тут и поставили, что тут были захоронения. И вот опять народ собирают, в набат звонят - власть переменилась. Только эти уедут за теми, которые в лодках, и опять другие наезжают - власть переменилась. И опять в набат... А наш-то тут третий дом, дак постоянно эти тут постоянно и ходили, всё власть меняли. И никто не знает - кто у власти? Не понимали...
- А Вы помните, когда последний раз приезжали в Иваньково, Вы рассказывали, что там место какое-то есть, за церковью, где расстреляли кого-то? Где-то у сосен...
- Пионеров... Пионеры...
- А это в каких годах было?
- Дак это вот... я и не знаю, в каких.
- Пионеров, в смысле, подростков?
- Да, да...
- Из сельских?
- Я не знаю, из сельских ли, но факт тот, что там вот захоронение.
- А там ведь ничего не обозначено?
- Я помню, что там был холмик, сейчас уж и не знаю. Сегодня-то я рядом была с этим забором, и там машины всё ездят. Уж я думаю, что дом вот не снесли, а тут нет ворот, а надо всё кругом ходить, да я плохо вижу... Я уж не поинтересовалась. Машины всё ездят. Я думаю, неужели уж второй дом строят? Дочка-то у них зав. рестораном работает.
- Сколько там расстреляли человек?
- Я не знаю. Этого я не помню.
- Не помните? Это было при Вас?
- Да нет. Я 27-го года рождения, а это всё было до революции.
- Понятно. А в гражданскую войну...
- Гражданская - это 14-ый год, я считаю.
- А почему Вы считаете, что с 14-го года гражданская война?
- Ведь, по-моему, Пётр выучился? Пётр-то, который сказал: "Умирать буду, а всё равно учиться буду... С голода умру, а всё равно учиться буду". Ведь он, если бы не гражданская война, как мама говорила, он сын крестьянина, по бедности... Хорошо, что женился на богатой. Она эмигрировала за границу, а его в госпиталь в Москве положили. Там и умер потому, что он воевал в Германии с немцами и там простудился сильно.
- В Первую мировую?
- Да.
- Хорошо. Вы говорили, что Николай Васильевич служил.
- Он по три месяца служил.
- Это как? А когда он в первый раз ушёл на службу?
- Этого я не знаю. Раньше многодетных брали на три месяца. Три месяца в Гороховце послужил, потом в Череповце тоже служил три месяца. Вот так вот в разных местах и служил. И это всё зачитывалось, к службе...
- И его каждый год так забирали?
- Да не каждый год, не каждый. Как-то всё на лето, в летние лагеря. Не каждый год, не знаю, сколько служил, потому что раньше об этом разговора не было. Раньше все молчали. У всех язык был на замке.
- А фотография, где он в шинели, в фуражке - это где он?
- Тоже не знаю.
- А вы как-то говорили, где был снимок этот сделан.
- В Гороховце.
- В Гороховце. Это предполагаете?
- Да, это предполагается.
- В каких частях? Что за служба?
- Если бы я знала.
- То есть подробностей не знаете.
- Нет.
- Наград военных не было?
- Не было.
- А знаки отличия, значки.
- У него только с "Лакокраски". "За доблестный труд". Он всё работал и работал. И от работы никакой не отказывался. Всё бесплатно, раньше ведь было не всё, как сейчас. За каждую мелочь... А он всё работал.
- Где он продолжил обучение в дальнейшем?
- Не знаю.
- На слесаря ведь он где-то учился?
- На слесаря? Так он учился на железной дороге, на слесаря.
- Валентин Николаевич сказал, что он закончил Пастуховское училище.
- Этого я не знала.
- Не знаете... Он мне показал корочку, что он закончил это училище по специальности "слесарь".
- Я знаю, что он поступил сразу слесарем на «Лакокраску». Я помню разговор был... Ну, у нас ведь не так, что бы вся семья садилась за стол решать... Мама говорит: "Хватит тебе, на этих, на должностях работать. Надо и к семье поближе, что деньги зарабатывать, не бесплатно работать"... А у него уже была специальность слесарем, поскольку, я считаю, что он на железной дороге работал.
- У него, вообще, было какое-нибудь желание учиться?
- Он хорошо учился.
- Он был достаточно грамотный?
- Достаточно грамотный. Почерк тебе, что ли показать?
- Почерк я видел. У отца есть домовая книга, там и посмотрел. Языки его какие-нибудь другие, иностранные привлекали?
- Нет, нет.
- Ну, там, немецкий может? В советское время же большинство немецкий изучали.
- Нет. Это мы уже стали изучать немецкий. Я уж учила.
- В каком цеху он на "Лакокраске" работал?
- В глётно-суричном. Цех номер два. Я вот точно всего не знаю, надо в трудовой книжке смотреть. А потом его перевели механиком, и он был механиком в олифоварке... Олифу где варили. Поскольку считали его очень честным человеком... А там масло воровали, масло растительное в цистернах... Как только открывали эту цистерну, папа ведро "Спирт Уайт" туда доливал, что бы не воровали. Но всё равно люди научились этот спирт испарять, а растительное масло брали обратно. А после олифоварки стали варить мыло.
- На "Лакокраске" мыло варили?
- Мыло варили. Мы в войну-то не страдали мылом. Нам, мало того, что каждый месяц давали по пятьсот грамм мыла, дак ещё в квартал давали по профсоюзным билетам ещё давали дополнительно мыло. Мы мыло продавали, меняли. На хлеб меняли.
- А ещё что-нибудь приносил с предприятия? Давали ещё что-нибудь, кроме мыла? Ну краску, там, реактивы, этот "Спирт Уайт".
- Краску-то он на тачке... Давали, выписывали, а он на тачке поедет, сначала заплатит деньги, чего ему нужно, а потом с тачкой...
- А бывало, чтоб расплачивались натурой, товаром?
- Такого не бывало. Всегда деньгами расплачивались.
- А как у него были отношения с сослуживцами, на работе, на заводе? Были ли конфликты с начальством?
- Какое... Он же бы ещё и парторг - секретарь партийной организации. А сначала был комсоргом... А знаешь что ещё? Он еще мало того, что придёт с работы, мы спать ложимся, а он начинает марки клеить на профсоюзные билеты, на карточки. Вот он был комсоргом. Много лет был комсоргом, а потом его выбрали секретарём партийной организации после этого. И вот он был секретарём парт. организации.
- А в чём его работа заключалась?
- Под его руководством были слесаря. Он давал распоряжения слесарям, следил за оборудованием.
- Поощрения-то у него на работе были. И медали, и грамоту видел, и денежные вознаграждения были, в трудовой книжке смотрел. А что-нибудь печатали про него в газетах местных?.. Он был ценным сотрудником?
- Ценным сотрудником, потому что всех брали в армию в войну. Работали почти одни женщины, а его держали "на броне", т.е. в армию его не брали.
- А у него было желание служить?
- Хотел, не хотел - не отпускали... У него семья была, наверное, из-за этого не хотел.
- То есть не рвался.
- Не рвался.
- А у нас, вообще, кто-нибудь служил из наших родственников?
- Борис служил... Иван, значит, так и служил в Чите. Иван - старший-то, у Натальи. Он так в Чите и жил и связь имел только с Китаем, а потом стал главным штурманом дальневосточной армии. Вот, он там был... Мой двоюродный брат тоже был там, в Благовещенске служил. Он до войны должен был демобилизоваться, а война началась, и так он там и остался. Это Николай, Ольгин, маминой сестры сын, который умер вместе с Соней, не выходя из сорокового дня. А Борис дошёл до Берлина, участвовал в штурме Берлина.
- Даже так?
- Да как же? Есть даже фотография...
- Он пехотинец был?
- Пехотинец. А я тебе не показывала что ли карточку?
- Я Ивана видел в форме, а Бориса нет.
- Бориса... Показать, что ли? ... Старшина.
- А он с самого начала служил?
- Да нет, он с 25-го года рождения. А раньше... мы же в сельской местности были, а в сельской местности брали с 17-18 лет.
<просмотр фотографий>
- А в школе вообще, какие предметы преподавали.
- У нас школа была образцовая. К нам приходили специализироваться, потому что учились все хорошо. И она у нас была на первом месте. Вот, например, когда из района приезжали и смотрели наши работы, диктанты, то очень мало ошибок находили. У нас все хорошо писали, потому что мы как говорим, так и пишем. В школе ходили только в тапочках. Чистота, порядок...
- А что преподавали? Какие предметы?
- Арифметика, русский в начальных классах. Чтение, география, а потом уже немецкий стали нам... В войну нам винтовку... Я, милый, винтовку, разбирала. Мне уж было 14 лет. А потом на шоферов стали учить, а потом я потом подговорила "Идите сюда, идите" за дверью школы "Давайте всем классом решим, что мы ни на каких шоферов учиться не будем". Мальчишек подговорили и заявили всем классом, что не будем мы на шоферов учиться. Винтовку мы умеем разбирать, и достаточно.
<просмотр фотографий>
- Значит, в отношении религии, как Вы говорили, он был...
- Он был членом партии.
- А он крестик носил?
- Крест не носил. Никто не носил. Что ты? Если в школе увидят - выгонят.
- А хоронили его без крестика тоже?
- С крестиком. Я купила крестик. А тот бабушка, может, убрала. Время такое было. Скажешь слово - забирали, фразу - расстреливали. Ни за что расстреливали.
- Какое у него отношение было к верующим?
- Он никогда не возникал. Как же? Если всю жизнь прожили как верующие, а потом уж гонение началось... Он молчал. Ведь нас большинство женщин-то - он смирялся с этим. Бабушка в церковь ходила, только когда он в командировку уедет, и нас причащала.
- А иконы в доме он не убирал?
- Не убирал. У нас икон было - сверху до низу.
- Он был председателем сельсовета, не любил церковь, и в то же время у вас дома были иконы.
- Иконы никогда не снимают. Кто же ему разрешил. Там ведь бабушка с дедушкой жили, и мама верующая. Он же в родительском доме остался...
- А вот праздники какие-нибудь в доме справлялись, православные?
- Все справлялись.
- Все, да? А как он к праздникам...
- Это не разглашалось, но все знали об этом...
- Какие праздники отмечали?
- У нас особенно большой праздник всегда был - Вера, Надежда, Любовь. Потому что бабушка - Надежда. Вера - это Павла старшая дочка. Вот они всегда собирались, вся родня. Пели песни, хорошие старинные песни.
- В православном календаре очень много праздников - они все отмечали?
- Мама-то все знала праздники. Я вот тебе говорю, что у нас книга была такая, где все праздники, и даже карта, когда отмечать. Соблюдали все праздники. А тем более дедушка Пасху. Как же Пасху? У нас еще бабушка только прейдет из церкви и ляжет отдыхать, а дедушка - всегда... Ни одного седого волоса не было - ему 70 лет было - такие тёмные усы, расчесанные, и борода - каштанового цвета. Тёмно-каштанового такого... Вот в него у Павла-то, у Павла внук, Юрий, как раз его бороду взял, и волосы у него тёмно-каштановые, красивые. И у Натальи дочка Зинаида тоже была с каштановыми волосами. А мы не вышли в каштановые.
- Ваши дедушка и бабушка - Василий и Надежда - как относились к правительству советскому?
- Они смирялись, всё тихо было. Не критиковали, никогда не обсуждали, нельзя было. Не говорили. Всё только мама скажет: "Тишина". Боялись. Дак расстрел шёл. Расстреливали.
- А что-нибудь ещё про деда расскажите - про Василия Ивановича.
- Он был такой всегда аккуратный. Сапоги у него были тёмно-лаковые.
- Как он одевался?
- Одевался. У него... Он дома всегда без пиджака был, и была у него всегда блуза, фланелевая. Разные, красивые блузы были. Вот он в них дома и ходил. И жилетка всегда была. Брюки в сапоги заправленные. Картуз - все тогда в картузах ходили. Бороду подстригал.
- Как у них с бабушкой отношения были? Душа в душу жили?
- Да, душа в душу. Они не ругались. Бабушка была очень трудолюбивая. Она не могла сидеть без дела. Она всё время или прядёт, или вяжет что-нибудь. Не могла без дела сидеть. А дедушка часто без дела сидел. У него только дела часто были зимой, что сидит и пальцами постукивает, в окошко смотрит, потом, ага, надо дров принести, за сеном съездить в сарай. Это вот его дело.
- Дед кем был по специальности.
- Верёвочник.
- Что ещё умел делать?
- Не помню... Я в первый класс пошла, и он умер. Он и не болел никогда. А потом простудился. По-моему он в город ездил... Тогда пешком ходили... В город, к Александре, она на Комитетской улице жила. Потом простудился. Это было как раз после октябрьской. Простудился и заболел воспалением лёгких, кто его знает. Пришёл в медпункт, и у него признали воспаление лёгких. Раньше не ходили, лекарств то не выписывали. Потом он вышел, лежал с неделю, по меньше недели...
- Свидетельство о смерти сохранилось?
- Не давали... Только вышел, я помню, днём, посмотрел, а уж к вечеру смотрю, все собираются, говорят "дед плохой". Павел пришёл с женой. Значит, все собираются, и вот мы легли спать. Я слышу, бабушка заплакала. Я не спала, думала, что все собираются. Надо уж и спать, надо и скотину обиходить. Да, пошли скотину обиходили и обратно пришли. И он вечером умер. Чтоб шум какой... Так тихо-тихо и умер. И вот зажгли лампады... Лампады у нас постоянно горели, особенно в воскресенье, постоянно... И я в эту ночь не спала. Не спала, потому что мне всё казалось, я боялась покойников. У нас вот такая вот комнатка была маленькая, а мне-то как раз видно всё это. И я маме сказала: "Мама, я сегодня всю ночь не спала. Всё слышала, как вы убирали, как вы обмывали его, это я всё видела. И сейчас у меня голова болит что-то". А мама сказала: " А ну-ка подойди к нему... Подержи его за ноги и ощути. Внуши себе на дедушкиных ногах, что это мёртвый человек, холодный, что сердце у него не бьётся ". И вот я после дедушки и не стала бояться, потому что я до сих пор ощущаю его холодные ноги.
- Навсегда запомнили.
- Да, навсегда запомнила. А ещё боялась Соню разбудить. Мы с Соней спали.
- Вам было тогда, выходит, восемь лет, а бабушке семь. А как бабушка отнеслась к этому событию?
- Она не слыхала. Она спала и спала. Хорошо спала. Она ещё и не понимала, потому что она всё со мной была, всё за ручку держалась.
- Дед грамотный был, вообще?
- Папа?
- Нет, Василий Иванович.
- Василий Иванович грамотный был. Он умел читать, и писать он умел. А бабушка была не грамотная. Не умела ничего, потому что она была в няньках. Она старшая была, и потом у неё было три брата. И она всё с ними нянчилась и конечно учиться её не отпустили. Видишь, какой отец-то был?
- Да.
- Он сказал, что нужно учиться только старшим, а младшим незачем грамоте учиться. Так что, хорошо, что Пётр-то... Он всё-таки, он младший. Почему отец не давал ему учиться? Пускай Дмитрий учится, старший, а от Дмитрия толку не было к учёбе. Это бабушка так всё говорила. Толку не было. И поэтому выучился Пётр. Как говорят, он красивый такой был, и если бы не гражданская война, то, конечно, ещё и жил бы он. И видишь, ему часы... Я говорила тебе, что часы ему подарили?
- Да, они у Валентина Николаевича
- Да, а они оказались, видишь, какие. Не только позолоченные, а они ещё оказались платиновые, как Андрей рассказывал. Они на шестнадцати рубиновых камнях. Сделаны были специально. Павел Буре. Он делал только знатному роду, приближению царей. Видишь, у кого он зятем был? Приближённым царя. Эти часы он делал на заказ?
- Василий Иванович играл на чём-нибудь? Умел что-нибудь? Пел, играл на музыкальных инструментах?
- Нет.
- Танцевал?
- Нет.
- Вы помните какие-нибудь фразы, которые он говорил? Вам запомнились изречения?
- Скороговорки-то нам всегда...
- Скороговорки любил, да?
- Не скороговорки, а всегда какое-нибудь напутствие. Мало говорил. Соне бедной попадало всегда от него, потому что... Сидим за столом, а за столом сидеть, чтоб есть молча. Он всё говорил: «Есть молча!» А Соня любила поговорить. Ложки-то были деревянные – даст ей по лбу. А если заплачешь, он скажет: «Ясно?» Мы уж и понимали. А всё равно побаловаться хотелось. Я-то поумней же была, понимала. И смешно что-нибудь, а она на меня смотрит. Она если продолжает смеяться, а я то уж застыла. И по лбу-то ей попадало, а мне-то нет.
- А баба Люда? Дядя Валя? Вали ещё не было.
- Баба Люда сидела у нас на торце. Это мы сидели с Соней на лавке. А, нет. Она с краю сидела, потом я, потом Соня. Сидели.
- Значит, он говорил мало, но по делу.
- Мало, но по поводу. И к нему всегда ходили: «Василий Иванович! Вот как ты думаешь?.. Вот я там вот так-то вот решил...» А он «Да я советую вот так тебе...» Как-то к нему за советом ходили. У Ивана какая-то жилка была. Как я помню дедушку...
- У какого Ивана?
- У Ивана, у Натальиного сына. Вот понимаешь: спокойный такой, уравновешенный характер. Понимаешь. И вот так вот он с любым может поговорить, объяснить, доказать. Вот так же и у Ивана. <...>
- Бабушка, говорите, была безграмотная. Надежда Павловна.
- Безграмотная Надежда Павловна...
- А о ней что-нибудь помните такое особенное? Как она Вам запомнилась?
- Она…
- Как человек.
- Как человек? Она, знаешь, собирала все травы. Если мы пойдём в Кузнечиху: «Вот мне богородской травы нарвите, потом брусничного листа...» Вот, какой она нам травы скажет, такой и приносили.
- А Вы знали все эти травы?
- А как же? У нас всякие травы были. На чердаке и все привешены в мешочках.
- А что она с ними делала.
- Она… Вот, богородская трава – окуривала коров. И всем давала этих трав. Бесплатно давала. Лист вишнёвый она тоже сушила... Разные травы... Мята постоянно была. Мята-то у нас в огороде даже, под окошком. Мята большая всегда росла. Мяты насушивали, чай заваривали вместо этого... Лучше мята, чем... она как китайский чай. Мне так не нравился. Мы всё фруктовый чай-то ели. Прямо пачками. Фрукты там были, ростовская фабрика делала. Она как заварит и скажет: «Ну, ладно. Тогда я вам мяты заварю». И потом она ещё заговаривала зубы. Когда гроза, и после грозы ветки кругом были, берёзы около дома. И вот она эти ветки, которые от грозы упадут, эти ветки собирала, и всё у нас в крыльцо были воткнуты. И вот как у кого зубы заболят бегают «Надежда Павловна, заговори зуб», а она «Девчонки! Уходите!», а мы скорей на печку. И вот она:
"--- Тебе, вершинушка, не веснуть,
--- А моим зубам не баливать".
Потом приходят «Спасибо, спасибо». Иногда кто яички принесёт, кто чего давали. А папа «Не занимайся этим! Подумают, что ты колдунья!» Папа ей говорил. А она: «Так ведь я не прошу ничего! Я просто делаю добро людям!»
- А ещё что-нибудь помните? Какие-нибудь заговоры? Что она говорила?
- У нас она… Так ведь мама работала бригадиром в колхозе, папа работал. Мы на неё руках были. Она нас воспитывала с дедушкой.
- Бабушка с дедушкой.
- Да. Если к обеду не явимся «Обедать!» во столько-то там... Мы ещё в детский сад ходили, а выходной если прогуляешь «Я вас прутом высеку!»
- Дедушка.
- Нет, дед нас не порол.
- Бабушка.
- Да, бабушка. «Ах, жид вас кради!» Ругательство любила. Жид – это еврей. «Жид вас кради! Жид вас кради» Да раньше ведь, Жень, не запирали, не было замков не у кого. И вот она нам накажет: «Если я пойду к Наталье, дверь сделаю на задвижку - значит меня дома нет! Цыгане бы не пришли! Поглядывайте!» А чтобы замок вешать когда – не запирали ничего.
- А что-нибудь ещё говорила? Помните что-нибудь?
- Так она ради здоровья всегда…
- Заговоры всякие, да?
- Да… Больше ничего не говорила. Вот только она несколько раз так скажет. «Перекрестись!» - она верующая, она молитвы читала, она молитвы все знала. Она как начнёт эту молитву... Потом-то разрешили всем нам, ну, когда за Сталиным ходить в церковь. Взрослые. Не так давно свобода слова. Так все молитвы, в церкви читают какие – я эти все молитвы вспоминаю, потому что она нас всех учила молитвам.
- У неё характер был строгий, как я понял. Кто из них был строже? Дед или бабушка?
- Дед. Мы боялись его, дедушку-то. А бабушка... Она... Она меня очень любила, всех лучше. А мне обидно было, почему Соню так не любят, как меня. Как будто я особенная. Она мне в другой раз купит, были конфеты такие, корочки. Лимонные корочки назывались. Мне сунет. «А Соне?» «А у меня больше нет» Любила всех больше, выделяла, а мне это не нравилось. А дедушка был справедливый.
- Она пела какие-нибудь песни?
- Пела. Песни... Ну, когда пряла, я не помню, чтоб она пела, а вот на праздниках пели «Выхожу один я на дорогу...», «Однажды <...> служил ямщиком...» Вот такие вот песни, все старинные. Не переписывали, а все песни знали.
____________________________________________________________
Продолжение (если не устали читать) следует