Отправлено 21 августа 2016 - 21:12
Ярославские Губернские Ведомости. 1848 г. № 49.
О Туговой Горе.
Каждое кладбище, само по себе, есть история занимательная и поучительная; только трудно читать ее, написанную иероглифами человеческих костей и могильных насыпей, если устное или письменное предание не возьмется быть истолкователем. В последнем смысле, наш Ярославль должен гордиться одним из своих кладбищ, которое возбуждает воспоминания и заключает в себе предметы, связанные как для Россиянина и, в особенности, жителя Ярославля, так вообще для Христианина. Не в далеке от Московской заставы, на крайней черте города, обрывистый, почти вертикальный берег Которостной долины круто загибается по течению Волги и этим загибом образует почти прямой угол. На плоскости угла стоит каменная, смиренного вида церковь; вокруг церкви многочисленная семья деревянных крестов и каменных памятников. Этот угол, это кладбище, называют одним именем: Тугова-Гора.
Если бы здесь не веяло на вас воздухом другого мира, то это место по очаровательности видов, могло бы быть предпочтено всем другим местам, избранным для общественных загородных прогулок. На Востоке, в версте от Туговой-Горы, взору зрителя открыта царственная Волга, с рощами, нивами и живописными селениями луговой стороны; на Юге высокие холмы стороны нагорной; на Севере кроткая Которосль с оживленною пристанью; на ней, под один уровень с кладбищем, как на блюде, вся южная набережная Ярославля. Расположенные вдоль ея церкви и здания представляют, как бы в лицах, почти всю историю города. Вот Рубленый Город, - и невольно переносишься мыслию к началу Ярославля, почти современному той эпохе, когда наша Русь сделалась святою. Вот златоглавый Собор, - и при взгляде на него возникают в душе полу ясные, как из тумана, думы о первых временах удельного Ярославского княжества, о стоявшем близ этого места Княжеском дворце, о домашней жизни наших Князей, об ужасах Татарщины, о святых жертвах, принесенных в это время здесь Князьями и народом на алтарь отечества... Вот, далее, Церковь Архангела Михаила, напоминающая занимательную и вместе умилительную жизнь Благоверного Князя Феодора Черного, его детей и супруги. Рядом с памятником благочестия Татарской Царевны Спасский Монастырь, сокровищница святыни, денница просвещения нашего края. Вот, еще далее ... но этот перебор увлек бы нас слишком далеко ... Кто знаком с живописными окрестностями первопрестольной Столицы, но не знает Ярославля, то пусть перенесется мыслью на Воробьевы-Горы или еще лучше, к Донскому Монастырю, - кладбищу доблестных мужей, памятных заслугами Отечеству, и пусть полюбуется оттуда на Кремль и весь левый берег реки Москвы: эти точки зрения дадут ему приблизительное понятие о топографическом и ландшафтном отношении нашей Туговой-Горы к южной лицевой стороне Ярославля, разумеется, при умственном уменьшении размера замоскворецких видов ...
Письменная известность Туговой-Горы не далекой древности. Здешние летописи сохранили сведение только о начале теперешней Туговской церкви, во имя Св. мученицы Параскевы. Церковь эта, говорят они, построена, по населении ямской слободы, приходскими людьми в царствование Iоанна и Петра Алексеевичей, в 1692 году, при Патриархе Адриане и Митрополите Ростовском Iосафе. Но сквозь мрак предыдущих столетий до половины XIII-го руководит нашу любознательность устное предание, которое недавно, с древних ли, ныне затерянных ..., или с живых слов, передавшихся преемственно от одного поколения к другому, перешло и на бумагу.
Русское чувство любви к родине и Престолу, доведенное несчастным 1237 годом до безмолвной покорности Ханам и их сановникам, через несколько десятилетий после того, начало мало по малу оживать и подавать свой голос. Корыстолюбие собирателей дани и Ордынских купцов, привлекаемых тогда в наш край, все в большем и большем количестве, возникавшею из-под дымившихся развалин промышленностью и торговлей, наглость Татар, хотевших распоряжаться везде как у себя дома и быть во всем господами, не уважая ни прав народа, ни законов местного Правительства, их самоуправство, сопровождавшееся всякого рода притеснениями и грабительством, - наконец пробудили народную гордость в обитателях Северной России и воодушевили их к восстанию на защиту святой родины. В некоторых местах готовы были возникнуть, а в других уже и обнаружились народные движения на свержение ига Монголов. В 1289 году эти беспокойные гости изгнаны были из Ростова; еще раньше того, в 1262 г., Бесерменские купцы и собиратели дани навлекли на себя мщение обитателей городов Суздальских. Но Ярославль выступил на святое дело прежде всех своих соседей. В 1257 году, не известно, по какому побуждению, выгнать ли Татар из города, или не впустить их в город, жители взялись за оружие и вступили в кровопролитную битву с неприятелем в том самом месте, которое называется ныне Туговой-Горой. Князья, наследовавшие вместе с кровью мужество Всеволода Ярославского, павшего в кровопролитной сече на берегах Сити, сами предводительствовали дружинами своих подданных. Бились не на живот, а на смерть; ни та, ни другая сторона не хотели уступить ни одного шага. Но сила, наконец, восторжествовала над мужеством: Князья пали, поле сражения покрылось трупами защитников Веры и Отечества ... Неприятель ушел, и тотчас явились новые толпы на его место: то были жены, дети, друзья положивших здесь свои головы, звук мечей и военных труб заменился стоном и воплями безутешной скорби осиротевших. Тела убитых преданы земле, но память о защитниках родины погребена в сердцах сограждан, и долго, долго после того сходились из города на место сражения плакать и тужить об убитых. Эта продолжительная, сильная туга, или скорбь, и дала роковой горе название Туговой: так говорит местное предание.
Когда именно избрана Тугова-Гора в городское кладбище, ни по летописям, ни по устному преданию не известно; но можно полагать, что если не прежде, то и не после означенного обстоятельства: кто не питает в душе желания и не завещает в предсмертные минуты, положить свои кости близ милого праха! Так было, вероятно, с ближайшими родственниками убитых на Туговой-Горе; за ними, по тем же побуждениям сердца, пошли сюда их дети, внуки и так далее, в непрерывном порядке, до наших времен. Как бы то ни было, нам приятно думать, что в нижних, основных слоях Туговского кладбища лежат кости защитников святой отчизны, которые прежде всех выступили на подвиг свержения Монгольского ига и в своем лице показали высокий пример соотечественникам, пример, может быть, руководивший Суздальцев (1262 г.), потом Ростовцев (1289 г.), наконец, после стократных повторений в различных местах, одушевлявший непобедимым мужеством дружины Русской земли на Куликовом поле, под знаменами Донского ... Вот, незаметно для себя, мы опять пришли к близкому, хотя и предполагаемому только, сходству Туговой-Горы с тою Возвышенностию, на которой красуется Св. обитель Донского: на обоих местах памятники защитникам Отечества от Монгольского ига.
В летней половине церкви Туговского кладбища находится другой предмет, вполне заслуживающий просвещенное внимание, предмет, при виде которого исполняешься чувством особенного благоговения и невольно повергаешься в священном трепете на помост церковный. Это небольшая икона Эдесского Образа Христа Спасителя. Она стоит в особом иконостасе, за правым клиросом, вставленная, как в раму, в другую икону, на которой, вверху и по сторонам, изображены события их жизни Эдесского Князя Авгаря и чудесное происхождение Нерукотворенного Образа I. Христа, а внизу выписано из Четиминие: повествование о происхождении этого Образа, письмо Авгаря к Iисусу Христу, ответ Спасителя Авгарю и известное донесение Проконсула Публия Лентула Римскому Сенату об Iисусе Христе и Его наружном виде. Здесь же, между прочим, изложена история и сей Иконы Спасителя.
Икона эта, - сказано в означенной истории, - писана, неизвестно когда, Греческою рукой, в совершенной точности с подлинного Убруса, только в уменьшенном несколько против подлинника размере. В 1618 году, Iерусалимский Патриарх Ософан принес ее из Константинополя, вместе с другими священными вещами, врученными ему от Константинопольского Патриарха Тимофея, в Москву и поднес Царю Михаилу Феодоровичу, пред поставлением отца Его, Филарета Никитича, в сан Патриарха Московского. С этого времени икона находилась более ста лет в Царских чертогах. Наконец Императрице Анне Iоанновне угодно было Высочайше наградить ею своего духовника, Архимандрита Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, Варлаама Антипьевича, который потом благословил ею находившегося при нем, в последствии священника Ярославской Николо-Надеинской церкви, Максима Парфентьевича. Передавая икону, Варлаам сообщил священнику Максиму все вышеозначенные сведения о ней, присовокупив, что они известны ему из Патриарших записок, которые хранились прежде в домовой Канцелярии Патриархов, а потом переданы в Синодальный Архив. После этого икона, как дар благословения, перешла преемственно еще через двои руки: от священника Максима к его дочери Феодосии, при выдаче ея в замужество за Ярославского первой гильдии купца Федора Холщевникова, от Феодосии - к ея сыну Георгию Холщевникову. С иконою передавалось в неизменном виде и сказание о происхождении и последующей судьбе этой святыни. Наконец последний обладатель драгоценной иконы пришел к доброй мысли предохранить это сокровище, вместе с преданием о нем, от порчи и утраты, передать на хранение в более приличное и безопасное место, нежели дом частного лица, и извести во свет святыню, чтимую доселе только в одном семействе, но достойную быть предметом общего поклонения. По этим побуждениям, благочестивый Холщевников, сообщив исторические сведения о Св. Иконе местному Архиепископу Арсению, просил разрешения внести ее в церковь Туговского кладбища, в недрах которого покоился прах предков и ближайших членов его семейства. Архипастырь, тщательно исследовав достоверность семейного предания, наконец признал всенародно истинность его и благословил пожертвователя на святое дело, а Духовенству Туговской церкви, дав знать об этом, предписал совершить каждогодно празднество сему Св. Образу, по установленному чину, в 16-й день Августа, в память рода и потомков Холщевникова. В 1790 году 4 Августа Св. Икона, уже украшенная серебром и золотом, перенесена торжественно с крестным ходом из Николо-Надеинской церкви в Туговскую, в которой тогда же, по этому случаю, Архиепископ сам совершал Божественную Литургию, потом благодарственное Господу Богу молебствие, и наконец, в выражение признательности к памяти предков Холщевникова на сохранение драгоценной святыни, панихиду над их могилами. В том же году 16-го Августа, согласно распоряжению Епархиального Начальства, в первый раз совершено в Туговской церкви годичное празднование, в честь новопринесенного образа, с крестным ходом из Успенского Кафедрального Собора.
Не довольствуясь такою гласностию Св. Образа, Холщевников сеял тогда же копии с надписей, изображенных на прикладной к нему Иконе, и напечатал их в Ярославской типографии на память своему потомству.
нам остается сказать несколько слов о наружном виде самой Иконы. Высота ея 8, а широта 7 вершков. Стиль живописи совершенно Греческий и такого высокого достоинства, что самый тонкий вкус едва ли найдет какие-либо недостатки в изображении. Краски, не смотря на давность иконы и влияние испытанных ею в разное время перемен воздуха, так свежи и ясны, как будто сейчас только вышли из-под кисти художника; но за всем тем не видно ни одного признака, который бы обличал позднейшую поправку или подновление, кроме надписи слов по обеим сторонам лика: Iис. Хс., и над ними, под самой оконечностью иконы, русской же краткой молитвы, совершенно затененной от глаз венцом и другими украшениями. Цвет краски и очертание букв этих надписей показывает, что оне начертаны другою рукой. Черты изображения те самыя, какия читаем в письме Лентула и описании Никифора Каллиста; но в изображении глаз удержан характер, означенный Каллистом: они карие и ближе подходят к черным. Икона эта не двойная, как следовало бы ожидать от иконы греческой: но замечание покойного Г. Снегирева об отличительном признаке Византийских икон едва ли и можно принять в смысле общего правила, особенно в приложении к иконам походным, малого размера; а когда идет дело о точной копии с подлинного Убруса, на котором Спаситель отпечатлел свой образ, то оно и вовсе не имеет места.
Припоминая продолжительныя, но не увенчавшиеся желанным успехом, изыскания Г. Горголи о непосредственном снимке с подлинного Нерукотворенного Образа нашего Спасителя, помещенныя в Ведомостях С.-Петербургской и Московской Полиций в нынешнем 1848 г., мы могли бы поздравить себя с отысканием потерянного им следа, если бы имели возможность убедиться в действительном существовании в Синодальном Архиве тех Патриарших записок, на которые ссылался Архимандрит Сергиевой Лавры Варлаам, передавая Ярославскому священнику Максиму изложенныя нами сведения о принесении сего Святого Образа в Москву Патриархом Феофаном ...