В ПАМЯТЬ ВИКТОРА ФЕЛИКСОВИЧА ЮХНЕВИЧА
. . .Летом 1946 г. родители впервые привезли меня летом в деревню, к моей тёте Клавде, которая была старше меня ровно на пятьдесят лет. Помимо меня у неё жили внуки. Проживая о-очень трудную и тяжёлую жизнь, тетя Клавдя была женщиной строгой и порой очень суровой. Но она никогда не била детей, даже не подшлёпывала за детские шалости, но её знаменитая фраза: «Поели? За ошорок и вон!» действовала моментально – все ребята тут же исчезали из избы. Все, кроме меня.
. . .Это была моя любимая тетя Клавдя, к которой я приклеилась, как репей. Помыв посуду, я забиралась к ней на колени и начинала ласкаться, а она со смехом отбивалась от меня. И это были счастливые мгновенья в жизни обеих. По первости она везде ходила со мной: и в магазин в Крюково, и в лес Пугино, и на речку Сутку полоскать бельё или за водой. Никогда не пользовалась водой из колодцев для приготовления пищи и чаепития, утверждая, что в Сутке вода вкуснее. Мы не возражали – нам было всё хорошо.
. . .Одно плохо было в моих отношениях с тётей Клавдей: она была очень молчалива и замкнута, хотя на вопросы всегда отвечала довольно подробно. Но беда в том, что я сама была тоже замкнута, с младых лет усвоив, что спрашивать ни о чём не надо. Если тяжёлая жизнь тёти Клавди только укрепила её веру в Бога, привитую ещё в двухклассной приходской школе очень хорошим учителем Закона Божия, то не менее тяжёлая жизнь ее мужа Александра Андреевича сделала его твёрдым безбожником. И ещё, я никогда не видела тётю Клавдю в слезах; видно, все свои слезоньки она вылила ещё до моего появления в деревне.
. . .Раз мы пошли с ней куда-то далеко по тропинке и встретили идущую нам навстречу какую-то женщину. Они сначала обнимались, а потом стали разговаривать. Они были чем-то похожи, эти две старушки в тёмных одеяниях и в белых платочках на головах. А я бегала босиком по мягкой траве цветущего луга и собирала цветы и испытывала большое удовольствие. Вдруг тётя Клавдя позвала меня и сказала: «Танюшка, это моя учительница, она учила меня в школе» и назвала имя и отчество женщины. И вдруг я, которая ещё только собиралась пойти осенью в первый класс, протянула этой улыбающейся старушке свой букет. «Почему мне?», – спросила она. «Потому что учителям надо всегда дарить цветы», – сказала я и добавила: «Я хочу, чтобы у меня тоже была такая учительница». Обе женщины засмеялись. Учительница перекрестила меня, а потом наклонилась и поцеловала со словами: «У тебя всё будет хорошо!» Я опять убежала, а две пожилые женщины ещё долго стояли на тропинке и разговаривали.
. . .Единственное место, куда тётя Клавдя не брала меня с собой, было церковь, так как мой отец строго запретил ей это. Однажды, вернувшись из церкви, тетя Клавдя протянула мне что-то небольшое, завёрнутое в белый платочек, со словами: «Это тебе моя учительница прислала». Я стала аккуратно разворачивать платочек, а тётя Клавдя тоже с интересом смотрела через моё плечо. Но то, что оказалось в платочке, ей явно не понравилось.
. . .В платочке оказалась фотография незнакомого мне мужчины в форме, которую я сразу определила как военную, потому что на плечах у мужчины были погоны. Сам мундир был почему-то серый, а погоны почти чёрные, с двумя светлыми звёздочками на каждом.. На обороте фотографии были записаны фамилия, имя и отчество мужчины. Прочитать первое и третье для меня было трудновато, а вот имя я сразу запомнила – Виктор. Так же звали и взрослого сына нашей соседки в деревне.
. . .Но больше всего меня, ещё совсем малышку, поразило лицо человека, изображённого на снимке: продолговатое, с высоким лбом, упрямым подбородком и небольшими усиками. Особенно запомнились глаза за стёклами пенсне. И этот взгляд, силу которого я почувствовала уже тогда. А ещё я сразу поняла, что этот мужчина умер, потому что рядом с надписью на обороте был изображён крест с двумя поперечными линиями: верхняя строго поперёк, а вторая, нижняя, наклонно. Именно такой крест я видела на листочке в небольшой поминальной книжечке тёти Клавди, озаглавленном «За упокой».
. . .Я тогда спросила тётю Клавдю, кто это, но она ничего не ответила. Теперь, когда я много знаю об этом человеке и о событиях, связанных с ним, я понимаю, что она, конечно, всё знала, но не хотела рассказывать ребёнку. Но как жаль, что она не сказала мне: «Убери и никогда никому не показывай». Я была очень послушной девочкой и именно так бы и поступила. Но было даже мне видно, что она расстроена подарком, потому и не учла всех тонкостей общения со мной, но прекрасно понимая, что такой подарок хранить нельзя, уже через пару дней забрала фотографию у меня со словами: «Вырастешь – отдам», и я на многие годы вообще забыла о ней.
. . .Я думаю, что тетя Клавдя, уже пройдя один из самых тяжёлых этапов своей жизни, в тот же день бросила фотографию в огонь печи. Но судьбу не обманешь. Я ещё раз встретилась с этим фото, вернее, с другим экземпляром этой фотографии. Причём, что интересно, фотография сама нашла меня. Лет пятнадцать назад, будучи уже инвалидом первой группы и проводя свою жизнь в кровати, перепробовав все от иностранных языков до ядерной физики, я, волей случая, познакомилась в интернете с Ярославским историко-родословным обществом. Я увлеклась им настолько, что родословие стало смыслом моего тогдашнего существования. Изучала через интернет мышкинские издания и периодику: «Мышгород» и «Мышкинскую лоцию», узнала много нового и интересного.
. . .Очень заинтересовали меня события, происходившие на моей малой родине в 1918 г., особенно воспоминания Дмитрия Осиповича Баранова, мастерски записанные с его слов с максимальным сохранением речи и общей интонации рассказа нашим знаменитым учёным-краеведом Владимиром Александровичем Гречухиным. Так я познакомилась с офицером царской армии подполковником Юхневичем, отговорившим наших крестьян от выступления и, по существу, ценой собственной жизни спасшего их от верной смерти. Но мне этого показалось мало. На помощь опять пришёл интернет. Вот что я узнала, например, из БД «Жертвы политического террора в СССР», опубликованное в открытом списке:
. . .Юхневич Виктор Феликсович, родился 03.02.1876 г. в Тульской губ. Основное местожительство – Петроград, временно с. Новоалександровское (прежнее название Тарасеево, где и училась в школе моя тётя Клавдя), по решению при Рыбинском Совете РКД был осуждён в 1918 г. Приговорён к ВМН (расстрел). Дата реабилитации – 16 апреля 2001 г. Юхневич – признанная жертва политического террора в СССР! Он был реабилитирован!!!
. . .И тут – стоп! Как гром небесный: из далёкой детской памяти всплыло так знакомое мне тогда имя Виктор! Надо узнать точно, а эту точность я могу узнать только из фотографии. Но фотографии нет, как давно уже нет и моей любимой тёти Клавди...
. . .Я снова обращаюсь к моему старому другу интернету. Видимо, опять таинственная рука вела мой поиск. И... вот она, фотография, сделанная с того же негатива. Я точно узнала бы её из сотни подобных! Тот же человек, что и на фото в далеком 1946 г., тот же взгляд прямо в самую душу... Но фотография несколько изменилась внешне. Под погон уходят три ровных строчки – концы дарственной надписи. Начало их срезано. Смогла прочитать лишь: ...важаемому; ...ле(?) всякому; ... нашей; ...и. Просмотрела все доступные списки Главного артиллерийского департамента. Определить, кому подарена фотография, практически невозможно, слишком многие фамилии подходят под сохранившиеся буквы.
. . .Теперь остаётся только ждать и надеяться, что Виктор Феликсович сам рано или поздно поможет мне (а такие случаи у меня бывали). Что ж, подождём!
. . .Если удастся справиться с техникой (у меня с ней, к сожалению, не очень хорошие отношения), обязательно размещу фото.
С уважением
Татьяна Соколова