История одного исключения из гимназии, 1859 года.
ЦГА Москвы 459-3-2095а
Об исключении из Костромской гимназии учеников
Смирнова,
Калустова,
Свиньина и
Любовникова. 1859 г.
(л.1-5об)
Его Превосходительству, Господину исправляющему должность Попечителя Московского Учебного Округа
Исправляющего должность Директора Гимназии и училищ Костромской губернии.
Апреля 4 дня 1859 года.
23 числа минувшаго марта месяца, в 9-м часу вечера, когда я был в бане, в квартире моей были разбиты два стекла летней рамы кусками глины, брошенными с гимназического двора. Жена моя, женщина нервозного сложения и давно уже больная, находившаяся в это время с знакомою дамою в соседней комнате, так перепугалась, что болезнь ее приняла весьма серьезный характер, и я не знаю еще, какой исход иметь будет. Подозрение мое в этом дерзком поступке пало на воспитанника Гимназического Пансиона ученика VI класса Гимназии Ивана Свиньина, который перед тем был озлоблен на меня, во-первых, за то, что я не уволил его на воскресенье по записке его знакомого, которая показалась мне подозрительною, и предложил, чтобы сам знакомый пожаловал за ним, во-вторых, за то, что я отобрал у него две части песенника, взятого им из частной библиотеки. Вследствие этого подозрения сделано было с моей стороны распоряжение, следить за воспитанником Свиньиным, в опасение не повторится ли то же самое на следующий вечер; но он прошел благополучно. На другой день, 25 числа, подозреваемый мной воспитанник был уволен по личной просьбе своего знакомого, у которого и ночевал на 26-е число. А между тем 25-го числа в 9-м часу вечера, когда служители Пансиона уходят ужинать, и остается один только дежурный, повторилась прежняя проделка, но уже с большею дерзостью; брошен был с улицы в одно из окон столовой Пансиона, находящейся в нижнем этаже, кирпич с прикрепленною к нему и писанною карандашом следующею угрозою: «Пока Шумаровский будет править должность Директора, то Гимназия понесет большой убыток, и благородный Пансион тоже не избавиться этого». Кирпич пробил два стекла, разорвал опущенную перед окном штору, и ударясь в стоящий в стоящий шагах в трех от окна стол, разбился. После этого события подозрение мое на воспитанника Свиньина еще более усилилось, так как он в это время был в отсутствии. Поэтому на другой день, 26 числа, когда он явился к началу уроков, я просил Надзирателей и приказал служителям следить за ним с бОльшим вниманием. Не смотря на все это, вечером 26 числа, около того же времени, повторилось тоже самое, что было и накануне; брошен был кирпич с такою же надписью, той же руки, в соседнее окно той же столовой комнаты. Так как в это время заподозренный мной воспитанник находился в Пансионе, а накануне был в отпуску, то естественно было придти к заключению, что он имеет сообщников вне Гимназии. Вследствие этого соображения я распорядился усилением караулов в таком размере, какой только дозволяли средства Заведения. В последствие, по показанию одного из виновных, которое будет приведено ниже, оказалось, что попытки со стороны злоумышленников и после этого не прекращались; токль страх попасться останавливал их исполнителя. Наконец, 31 числа Марта в 10-м часу вечера служителями Пансиона представлен был ко мне разъезжавших взад и вперед, верхом на лошади, мимо дома Гимназии, приходящий ученик VI класса Александр Смирнов% и в то же время найден был брошенный около дома кирпич с такою же запискою, как и прежния, с присоединением новой угрозы следующего содержания: «Скажите Шумаровскому, что если он не оставит должности, то его кости будут перещупаны». Представленный ко мне ученик Смирнов был арестован, и на другой день, 1 Апреля, вследствие явных улик против него, моих убеждений и горьких слез и просьб его родителей, которых я привел к нему, сознался, что он виноват во всем. Вслед за сим тут же я предложил ему изложить на бумаге обстоятельное объяснение всего дела, как оно было, и вечером, того же числа получил от него письменное показание следующего содержания:
- 23 марта я вышиб стекла у Александра Степановича по просьбе Калустова и Свиньина (воспитанники Пансиона и ученики того же VI класса), который имел поводом то, что Александр Степанович не отпустил его на воскресенье, и что взял у него песенник, и потому во время 1-го урока рассказывал мне об Александре Степановиче с невыгодной стороны, что не один я слышал. 24 числа мне говорил Калустов, что бы я вышиб 25 числа в 8 ½ часов в столовой стекла кирпичом, я это сделал, но Свиньин в этом не участвовал. 26 марта тоже в столовой в 8 ½ часов по совету и по просьбе Г. Калустова были разбиты стекла таким же точно кирпичом, в этот вечер Калустов передал Любовникову (также воспитанник Пансиона и ученик гимназии VI класса), который на другой день, т.е. 27 числа, просил выбить там же и в то же время стекла, но я не согласился, то они просили меня, чтобы я принес в перемену им два камня; они хотели сами в верху, где помещается пансион, одним камнем бросить на улицу, а другой покатить по полу, чтобы подумали, что стекла вышиблены с улицы; я им не принес камней, но они мне в перемену принесли один белого хлеба, другой черного, за что я хотел принести камней. 27 и 28 они меня подстрекали сделать такую же дерзость, но я не согласился. 30-го же числа они настаивали чтобы я расшиб стекла в цейгауз, потому что там никто не услышит, да в столовой, представляя мне то в резон, что если я не вышибу стекол, то дам повод думать на себя, потому что, когда я приходил в Пансион к Любовникову, то Александр Степанович мне приказал зайти к себе. 30 марта я не решился делать, даже и 31-го числа я не хотел бить стекол в цейгаузе, но только в столовой, несмотря на то, что они велели выбыть в цейгаузе».
На другой день, 2-го апреля, собрались предварительно приглашенные мной Члены Педагогического Совета на чрезвычайное заседание, при открытии которого были изложены мной все вышепрописанные обстоятельства, причем представлены все кирпичи и письменное показание ученика Смирнова, которое и послужило основанием для исследования всего дела.
С общего согласия Господ Членов Совета ученик Смирнов был вызван в заседание, и на сделанные ему вопросы отвечал, что сознание свое подтверждает, и что он лично не имеет никаких неудовольствий ни против Гимназии, ни против меня, Исправляющего должность Директора, и только по внушению товарищей, из одного желания угодить им, решился на эти дерзкие поступки. Воспитанники Пансиона Калустов, Свиньин и Любовников, быв призваны в Совет порознь, сначала отказались от всякого участия в этом деле. Но потом при более подробных расспросах Членами Совета и в следствие улик в противоречивости показаний сознались каждый, хотя отчасти в том, что показал на них Смирнов, указывая впрочем на Смирнова, как на главного зачинщика. На вопрос членов Совета о побудительных причинах к таким предосудительным с их стороны поступкам, они не дали никакого удовлетворительного ответа, исключая Свиньина, который представил как причину своего неудовольствия против меня, исправляющего должность Директора, то, что он не был уволен в воскресенье по записке его знакомого, и что я отобрал у него две книги, взятые им из частной библиотеки. Сообразив показания воспитанников Смирнова, Калустова, Свиньина и Любовникова, члены Совета нашли, что все они виновны: воспитанники Пансиона Калустов, Свиньин и Любовников в злом умысле, а приходящий ученик Гимназии Смирнов в приведении его в исполнение. С другой стороны, принимая во внимание, что ни успехи в науках, ни поведение этих четырех воспитанников не подают благих надежд в будущем, и что при том такие дикие выходки обнаруживающие крайнюю огрубелость сердца не могут быть терпимы в воспитательном заведении, и не должны оставаться без примерного для других наказания Члены Совета единогласно постановили: Приходящего ученика Гимназии Александра Смирнова и воспитанников Пансиона Владимира Калустова, Ивана Свиньина и Алексея Любовникова исключить из Гимназии за дурное поведение, и вместе с тем предоставить мне Председательствовавшему такое мнение Членов Совета представить на благоусмотрение Вашего Превосходительства.
Исполняя последнее заключение Совета, и донося обо всем вышеизложенном Вашему Превосходительству, долгом считаю присовокупить, что приходящий ученик Смирнов – сын мещанина, имеет от роду 19 лет, воспитанники Пансиона Калустов 18 лет, состоит на полном дворянском иждивении, Свиньин 19 лет, на половинном, а Любовников 19 лет, содержится на счет Инвалидного капитала, и что двое из них: Калустов и Свиньин в недавнее время присуждаемы уже были к исключению из Пансиона, но только по крайнему снисхождению, в надежде на их исправление были оставлены в заведении.
Исправляющий должность Директора Инспектор Шумаровский.
Резолюция была такая:
Отвечать, чтобы поступлено было на основании устава.
29 апреля 1859 все четверо были исключены из гимназии.
Сообщение отредактировал Наталия Доронина: 15 апреля 2025 - 21:45