23
Репортаж о затонувшем городе
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Всё зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них!
Ф. И. Тютчев
. . .13 апреля 1941 года на стройке в Переборах, под Рыбинском, был перекрыт последний пролет плотины, и паводковые воды Волги, Шексны и Мологи, встретив на своем пути непреодолимую преграду, стали выходить из берегов, разливаться на пойму, с каждым днем все ближе и ближе подступая к городу Мологе и затопляя Молого-Шекснинское междуречье. «Так рождалось, – писали тогда газеты, – «рукотворное» Рыбинское море». Его рождение навсегда убирало с географической карты старинный город Мологу, частично подтопляя Калязин, Углич, Пошехонье, Весьегонск, Мышкин и Брейтово. Вместе с Мологой уходило под воду около 700 сел и деревень, сотни тысяч гектаров плодороднейшей пашни, знаменитые заливные луга, выпасы, зеленые дубравы, леса, памятники старины, культуры, уклада жизни наших далеких предков.
. . .«Рыбинское море – это ведь целое государство Люксембург», — восторгались журналисты, а один хороший поэт, конечно, покривил душой, но сказал: «Там, подобно сказочной надежде, засверкало Рыбинское море». Но море рождалось совсем непривлекательным, оно разлилось, расплескалось, словно вселенская лужа, где по колено, а где и совсем по щиколотку. По морю, подальше от мелководья, плавали снесенные крестьянские дома, утварь, торчали верхушки церквей и деревьев, город представлял из себя территорию со многими озерами, мысами, островками и заливами, еще не один год бился в предсмертной агонии, прежде чем вода поднялась до проектной отметки в 102 метра, и тогда постепенно исчезли мысы и острова и дальше к горизонту отодвинулись берега. Водохранилище получилось нескладное, растянутое. Более 20 процентов затопленных площадей составляют участки с глубинами меньше 2 метров, да и сама Молога вот уже 50 лет лежит на дне пресноводного моря на исчезающе малой глубине.
. . .Еще несколько лет назад даже на самой земле ярославской, частью которой была старинная Молога, мало кто знал о существовании этого города. Долгие годы и десятилетия зловещий заговор молчания стоял над Мологой, а сама мологская тема была «запретной зоной». За весь период советской власти о Мологе не было сказано ни одного слова, даже в пору мологского лихолетья, когда это слово так требовалось людям. Наоборот, именно в эти годы, словно каленым железом, стали выжигать Мологу из памяти народной. Еще бы, ведь одно упоминание о ней могло бросить тень на воспетые в песнях «великие сталинские стройки», а может быть, даже заставить человека задуматься над происходящим, что-то сравнивать, сопоставлять или анализировать. Лучше всего было напрочь забыть Мологу, а потому до поры до времени молчали даже и о самом строительстве Рыбинского гидроузла.
. . .А между тем наперекор всему и словно бросая вызов, Молога и по сей день напоминает о себе, показываясь из воды. Это случается жарким засушливым летом, когда уровень водохранилища ощутимо понижается и на поверхность моря «всплывает» бывший город и с борта проходящего теплохода в бинокль можно отчетливо видеть унылую пустынную полоску земли, большие груды битых кирпичей, оставшихся от разрушенных мологских храмов, да стаи парящих над нею неугомонных чаек. Может быть, в этом катаклизме все-таки есть что-то общее с исчезнувшим сказочным Китежем? Ведь не случайно так поэтично, тепло и грустно, называют сегодняшние мологжане свою «малую родину» – «Ярославский град Китеж». Только Китеж – легенда, Молога – быль. Китеж «цел град, но невидим. Не видать грешным людям славного Китежа. Скрылся он чудесно Божьим повелением, когда безбожный царь Батый пошел воевать Русь Китежскую. Подошел татарский царь ко граду Великому Китежу, восхотел дома огнем спалить, мужей избить или в полон угнать, жен и девиц в наложницы взять. Не допустил господь басурманского поругания над святыней христианскою. Десять дней, десять ночей Батыевы полчища искали града Китежа и не могли сыскать, ослепленные... И досель тот град невидим стоит, откроется перед страшным Христовым судилищем», – так писал П. И. Мельников-Печерский об этом древнерусском предании.
. . .Мологжане помнят свой город, всегда хранили и хранят о нем память, передавая ее из поколения в поколение. Эта память вот уже много лет собирает их в Рыбинске во вторую субботу августа на свои традиционные земляческие встречи. Проведя несколько часов в кругу друзей, знакомых и незнакомых земляков, ставших за эти короткие часы тоже друзьями, как будто ощущаешь тепло родной земли, словно вновь прикоснулся к ней на мгновение.
. . .В 1991 году, когда исполнится 50 лет кошмарному водяному плену Мологи, мологжане соберутся на 20-ю земляческую встречу. Этот день будет приходиться на 10 августа и по предложению мологжан и общественности войдет в календарь памятных дат Ярославского края как День памяти Мологи.
. . .«Время молчать – время говорить», – гласит бессмертная библейская строка. Время вернуть людям память о Мологе – частице нашего Отечества.
. . .Молога – старинный русский город. Ее история уходит своими корнями в глубокую древность. Сегодня ей могло быть почти 850 лет.
. . .В старых письменных источниках Молога с прилегающими к ней обширными территориями именовалась «Мологской страной», принадлежащей князьям из рода Рюриков. При разделении Руси на уделы Молога переходит к ростовским князьям, но в летописях она впервые упоминается в 1149 году, пока еще как река, хотя историки и считают, что к этому времени на месте будущего города уже существовало поселение. Упоминание Мологи в летописях связано с одной из многочисленных княжеских междоусобиц, раздиравших когда-то Киевскую Русь. Не выдержав постоянных потрясений, она распалась на ряд отдельных княжеств. Одним из наиболее сильных было Ростово-Суздальское, где княжил сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий. Киевский же престол занимал внук Владимира Мономаха Изяслав. Видя усиление Ростово-Суздальского княжества и не желая этого допустить, он ранней весной 1149 года вступил в пределы ростовской земли, опустошив Ярославль, Углич и все селения вплоть до устья Мологи. Однако здесь Изяслава застал сильный разлив рек, и он вынужден был, закончив войну, возвратиться в Киев.
. . .Следующее упоминание о Мологе в летописях относится к 1207 году, когда в Северной Руси последовало новое разделение на уделы и образовались два самостоятельных княжества – Ростовское и Ярославское. Молога вошла в состав Ростовского княжества, но впоследствии, в 1218 году, была отдана Ярославлю и с этого времени стала частью Ярославского княжества. Примерно 20 лет здесь было спокойно, а потом именно мологская земля явилась ареной кровопролитной битвы на реке Сить 4 марта 1238 года. Сдержать бешеный натиск чужеземцев не удалось, и волна татаро-монгольского нашествия распространилась на центральные земли Руси.
. . .В составе Ярославского княжества Молога состояла до 1321 года, а после смерти ярославского князя Давида Федоровича княжество было разделено между его сыновьями. Удел по реке Мологе получил Михаил, где и построил город для своего местопребывания. Потомки Михаила владели Мологой и принадлежавшими ей землями вплоть до 1471 года, когда они совместно с другими ярославскими князьями поступили на службу к Великому князю Московскому Ивану III, и Мологское княжество вошло в состав Русского централизованного государства.
. . .Еще со времени Михаила, т. е. с конца XIV века, Молога славилась своей известной далеко за пределами Руси ярмаркой, проходившей в 30-ти верстах выше устья реки, где когда-то стоял так называемый Холопий городок. Ярмарку эту якобы посоветовал Михаилу организовать его друг московский князь Иван Калита, чтобы привлечь к Мологе внимание купечества большим торгом. А торг здесь действительно пошел бойкий: бархат, шелк, украшения, восточные пряности обменивались на местные товары – лен, холсты, скипидар, деготь, меха.
Название городка – Холопий – местная легенда объясняла тем, что основан он был, новгородскими рабами. Однажды, гласит легенда, новгородцы-воины ушли на войну, а вернулись только через семь лет. Тем временем жены их. вышли замуж за рабов, которые по возвращении своих господ встретили их оружием. Но те, бросив мечи и копья, пошли на рабов с плетьми и обратили в бегство. Вот сюда, на Мологу, и бежали будто бы новгородские рабы и, укрепившись, организовали свое поселение, но были побеждены, а неверных жён своих новгородцы заключили в монастырь, получивший: название Холопьего. На его месте впоследствии возник Мологский Афанасьевский монастырь.
. . .Собиратель русской земли Иван III, присоединив Мологу к Русскому государству, перенес ярмарку из Холопьего городка в устье Мологи на пойменный левый Боронишинский луг, прямо против самого города. Ярмарка и тогда считалась первой в России. Приходившие сюда многочисленные суда буквально загораживали широкое устье Мологи так, что можно было свободно прямо по судам переходить с берега на берег. Однако, со временем, уже в XVI веке, на Волге стали появляться многочисленные мели, препятствующие ходу судов, и значение Мологской ярмарки начинает падать. Поначалу она переносится в Рыбную Слободу, а позднее в Макарьев и Нижний Новгород. Окончательный удар по Мологской ярмарке нанесло основание Архангельска и открытие Архангельского порта для западноевропейской торговли.
. . .После того как Мологское княжество вошло в состав Московского государства, здесь более трехсот лет не было никаких знаменательных событий. Правда, в начале XVII века, особенно в 1609 и 1617 годах, жители Мологи претерпели немало бед от поляков и литовцев.
. . .Из описи 1676-1678 годов видно, что Молога была тогда дворцовым посадом и насчитывала 125 дворов, в том числе 12 принадлежали рыбным ловцам, которые поставляли рыбу к царскому столу.
. . .С последней четверти XVIII века начинается новая страница истории Мологи. К тому-времени относится проведение Екатериной II административной реформы, согласно которой Россия стала делиться на наместничества и уезды. Теперь предстояло выбрать уездные центры, которыми должны были стать города. Однако городов не хватало, пришлось создавать новые. Назначенный Ярославским наместником А. П. Мельгунов совершив поездку по территории наместничества, направил подробный отчёт императрице, в котором в части, касающейся Мологи, говорилось: «Способность того места для города вытекает из местоположения и достатка жителей, коих в купечестве и мещанстве состоит 792 человека». Так, 3 августа 1777 года по указу Екатерины II Сенату посад Молога переименовывается в город. В следующем году город получает свой герб. Он был очень красив и имел богатое содержание. Описание герба гласило: «В щите, серебряная, треть оного щита часть, содержит герб Ярославский, в двух же частях того щита, показано в лазоревом поле часть земляного валу, отделанного серебряною каймою или белым камнем». Герб Мологи – живая история города. Вот «земляной вал». В то время, которое помнят сегодняшние мологжане, уже ничего не напоминало о его существовании. По-видимому, он исчез еще за несколько столетий до составления мологского герба. Как утверждал мологский краевед А. Фенютин, оставивший нам немало интересных записок об истории города, местность, на которой находилась Молога, по сравнению с древними временами сильно изменилась, т. к. Волга и Молога постепенно отмывали берега. Эту же мысль подтверждает почётный гражданин Мологи Ф. Бушков, который в «Записках разных происшествий» в конце XVIII века писал, что находившийся вблизи Мологской пристани Воскресенский храм был построен в 1758 году после того, как в начале.века оказался.размыт и снесен водой располагавшийся на более низкой местности, ближе к центру города, старый каменный храм того же названия. По-видимому, со временем был размыт и мологский «земляной вал». В старых книгах есть упоминание и о деревянной крепости, построенной еще в XIV веке при первом мологском князе и сожженной в каких-то битвах, но позднее отстроенной вновь. Крепость эта оставалась в Мологе и в ХVI веке, хотя местоположение ее из-за размыва берегов также не установлено. Наверное, был в Мологе и ров, наполненный водой, о чем, как рассказывали краеведы прошлого, И. Д. Троицкий и К. Д. Головщиков, можно судить по названию ручья, впадавшего в Мологу: Копь. Русло его, считалось не природным, а искусственным. Следовательно, когда-то и для каких-то.целей, видимо обороны, он был прокопан. И «земляной вал», и деревянная крепость, и ров – все это комплекс старинных оборонительных сооружений. Ведь действительно, на своем долгом веку Молога не раз подвергалась опустошительным набегам татар и поляков и, конечно, должна была заботиться о своей безопасности.
. . .Память о частых и жарких битвах осталась здесь даже в названиях населенных пунктов. Кто из мологжан не помнит вблизи Мологи сел Боронишино и Станово? Можно думать, что здесь держали оборону или располагались станом русские воины. Не случайно и упоминание о «белом камне», которым был отделан «земляной вал»,. Это не абстракция. Ведь в окрестностях Мологи было много громадных валунов, нанесенных сюда еще в ледниковый период, а в обнажениях берегов выступали окаменелости аммонитов и белемнитов (раковин вымерших древних морских моллюсков). Ходила в Мологе и легенда о том, что в этих краях «забавлялась» охотой княгиня Ольга и однажды отдыхала на огромном камне-валуне где-то в версте от Мологи, а сам камень якобы позже в память об этом событии назвали «Ольгиным». Легенда легендой, но есть и сохранившийся от прошлого документ. В том же отчете Екатерине II назначенный Ярославским наместником А. П. Мельгунов после поездки по наместничеству с целью определения уездных центров писал: «...Оттуда (из Мологи), переправившись на другую сторону, не опустил из виду побывать в Югской пустыне (монастырь недалеко от Мологи), лежащей в сторону от Большой дороги расстоянием около четырех верст. Как по дороге к ней, так и около оной, множество видел дикого камня». Возможно, такие валуны и окаменелости и использовались для сооружения «земляного вала». Находит выражение в гербе Мологи и географическая особенность здешней местности: город стоял при слиянии Волги с Мологой, чем объясняется преобладание в цветовой окраске герба лазоревого (голубого) цвета, обрамляющего «земляной вал». Ну, а что касается медведя, выходящего из-за «земляного вала», то он обозначал принадлежность Мологи Ярославскому наместничеству.
. . .После присвоения Мологе ранга уездного города значение и известность ее, конечно, возросли, но в экономическом отношении существенных изменений не произошло.
. . .А вот еще одна интересная и малознакомая страница истории вашего края. 6 июня 1798 года Мологе случилось принимать у себя Павла I, возвращавшегося из Казани в Петербург. Этот визит подробно описал Л. Н. Трефолев в историческом очерке «Путешествие императора Павла I по Ярославской губернии». Описанные в очерке, события происходят в основном на мологской земле, в самой Мологе и селе Брейтове. О путешествии Павла по другим уездам губернии и его пребывании в самом Ярославле Трефолев рассказывает как. бы мимоходом, буквально в нескольких скупых словах. Очерк Трефолева был напечатан в сборнике «Русский архив» в 1870 году и позднее, ни в дореволюционные годы, ни в советский период, не переиздавался, так что остановимся на нем подробнее. Ведь что ни говорите, но встречать столь высокого гостя выпадало на своем веку далеко не всякому провинциальному городку.
. . .Молога на пути Павла появилась совершенно случайно. А было это так. В конце февраля 1798 года ярославский губернатор Н. И. Аксаков получил известие о намерении Павла посетить Ярославскую губернию при возвращении из Казани в Петербург, причем губернатор обязывался принять всевозможные заблаговременные меры, чтобы император нигде не встречал задержки по избранному им маршруту. Но все дело как раз и заключалось в этом маршруте. Известно, что Павел отличался, придирчивостью до мелочей и всегда требовал буквального выполнения своей воли. Везти же его по избранному маршруту через Ярославль, Рыбинск, село Березино и далее до Устюжны было рискованно. По этому маршруту шел зимний путь в Петербург, летом же «царское шествие» могло утонуть в бездонных болотах. Губернатор встревожился не на шутку. Даже при благоприятном исходе нельзя было избежать того, чтобы не погрязли в непроходимых дорогах экипажи или не пали измученные лошади, а. все это в конце концов могло навлечь немилость и гнев императора. Боясь принять самостоятельные решения, Аксаков передал вопрос на обсуждение губернского правления, которое после долгих споров постановило отправить землемера отыскать другую, более подходящую дорогу. Губернатор донес в Петербург о положении дел и обстоятельно объяснил, почему нельзя в точности исполнить волю монарха. Вскоре вернулся землемер. Он подтвердил необходимость перемены маршрута, и тогда Аксаков вторично донес в Петербург о том, как бы следовало ехать «высокому путешественнику». А маршрут предлагался следующий: от Рыбинска направиться на Мологу и далее через Дубец, Брейтово, Горино (все Мологского уезда) на Весьегонск. Этот маршрут и был утвержден Павлом. С наступлением весны власти занялись организацией ремонта выбранной дороги. На работы согнали крестьян не только из Мологского, но и из других уездов. Они строили мосты, клали гати, рыли водоотводные каналы. К первым числам июня работы были закончены. Для станций в пределах Ярославской губернии были назначены: Туношна, Ярославль, Романов, д. Киндяки, Рыбинск, Молога, д. Дубец, Брейтово, Горино.
. . .Тем временем Петербург излагал все новые «высокомонаршие соизволения». Губернатору было предложено на каждой станции подготовить 250 лошадей с потребным количеством ямщиков и упряжью. Для непредвиденных случаев повелевалось иметь запасных лошадей. Несколько позже количество лошадей на каждой станции потребовали довести до 535. Итого по всем станциям Ярославской губернии требовалось 5215 лошадей, а с запасными 5806. Лошадей пришлось собирать по всей губернии. Каждые 300 душ должны были выставить пару лошадей и извозчика; столько же и каждый купец. Много беспокойства у губернатора и губернского правления вызвала подготовка царского стола. Разнообразен и велик был перечень съестных припасов, преподанных инструкцией из Петербурга. Небезынтересно было бы привести хотя бы выдержку из нее, но на это уйдет немало страниц текста. Ограничимся тем, что скажем: помимо всего прочего необходимо было иметь «лимоны, спаржу и шампиньоны». Последняя же статья инструкции гласила, чтобы на вечерних станциях обязательно иметь самую лучшую здоровую корову, т. к. государь на всем пути «изволит употреблять сыворотку».
. . .Такой обильный перечень съестного поверг в смятение мологского предводителя дворянства А. С. Мусина-Пушкина, и он докладывал Аксакову, что «в таком бедном городке, как. Молота, лимонов свежих, спаржи и шампиньонов достать не можно». Рапорт этот ужаснул ярославских администраторов. Требуя, чтобы «лимоны, спаржа и шампиньоны» были немедленно закуплены, губернатор взывал к усердию Мусина-Пушкина и стращал тем, что от его неисправности «будет худо и ему и всем остальным, от чего сохрани нас, боже...»
Наконец, 4 июня 1798 года Павел прибыл в Ярославль. Архивные документы ничего не говорят о том, чем ознаменовал Павел свое пребывание в Ярославле. Известно, что по Романовскому уезду «царское шествие» прошло благополучно. В Рыбинске Павел остановился всего на несколько минут. К Рыбинску он вообще питал неприязненное отношение, скорее всего потому, что этому городу в свое время немало милостей оказала его мать, Екатерина II.
. . .Вечером 5 июня Павел прибыл в Мологу, где предусматривался ночлег. Чтобы переправиться через Волгу, сюда еще в конце мая доставили из Рыбинска катер с четырнадцатью гребцами. Для свиты были подготовлены два парома, две лодки и баржа. Павел находился в хорошем расположении духа и пожаловал офицеру, ответственному за перевоз, золотые часы, а гребцам – 100 рублей на водку. У Мологской заставы Павла встречал городничий Глебов в окружении дворян. В доме городничего был устроен и царский ночлег. Вместе с Павлом поместились Кутайсов, Кушелев, Нелидов. Для остальных были отведены квартиры в частных домах, в соответствии с официальным положением каждого из них. Мологский градоначальник был человеком тонким и политичным. Сначала, узнав о приезде императора, он порядком струхнул и даже задумал было уйти в отпуск, но потом смекнул, что все может быть к лучшему, стоит только задобрить какого-либо влиятельного фаворита. В расчете он не ошибся. Кутайсов благосклонно выслушал желание городничего представиться императору и повел его в царские покои – повел коллежским асессором, а вывел надворным советником. На следующее же утро городничий получил еще две награды: золотую табакерку с эмалью и «удостоился жалования к руке императора». Затем Павел побывал в ближайшей Воздвиженской церкви и после обедни отправился в путь. По его отъезду в Мологе отслужили благодарственный молебен, а катер, на котором Павел был перевезен через Волгу, местные власти решили сохранить для потомства. Но в 1864 году, когда в Мологе разразился страшный пожар и выгорела лучшая часть города, сгорел и амбар, в котором находился этот «исторический» катер.
. . .На Дубецкой станции лошади были быстро запряжены, и Павел направился в Брейтово. Но здесь произошла история, которая в рапорте мологского земского суда классифицируется как «возмущение крестьян». Трефолев по этому поводу замечал: «Правда, возмущения никакого не было, но официальные бумаги XVIII века, как и позднейшие, всякую просьбу крестьян называли бунтом и возмущением». Дело было в том, что к этому времени брейтовские крестьяне из казенных, т. е. принадлежавших государству, стали помещичьими: К помещику, их новому хозяину, перешла и земля со всеми угодьями. Теперь крепостные крестьяне ничего уже не могли сделать без воли своего хозяина. А между тем соседний помещик, живший не в ладу с брейтовскими крестьянами, не без ведома их владельца, прирезал себе принадлежавшие им ранее земли. Это были обычные междупомещичьи махинации, но крестьяне не сразу разобрались в происшедших переменах своего положения. Да и как разобраться: тяжела была крестьянская доля раньше, такой же она осталась и теперь. Только они еще не осознали, что при новом порядке стали кругом и окончательно бесправны. Вот и решили крестьяне воспользоваться приездом императора, чтобы принести жалобу на обидчика-соседа. Об этом узнали чиновники, посланные мологским предводителем дворянства устраивать царский стол. Они решили «вразумить» крестьян, но напрасно. Узнала о намереньях крестьян и царская свита. Кутайсов пробовал было уговорить крестьян, чтобы они не беспокоили императора по пустякам, а конфликт-де уладят между собой помещики сами. Однако крестьяне не слушали и продолжали шуметь. Между тем другой чиновник из царской свиты схватил палку и стал бить крестьян, отгоняя их от дома, где обедал Павел, но тот услышал шум и вышел на крыльцо. При его появлении крестьяне упали на колени и стали просить, чтобы вернули отобранные у них земли. Царский разбор жалобы был краток. Павел сказал, что земля следует тем, кто ею владеет, т. е. помещику, а уж его дело уладить вопрос с соседями. Он приказал крестьянам встать и разойтись, но они продолжали шуметь и просить о земле. Павел повернулся и пошел к своей коляске, приказав ехать. Крестьяне было загородили ему дорогу, все просили отдать им землю и плакали. Тогда Павел пригрозил им палкой, ездовые оттеснили их от дороги, и император уехал. Инцидент этот остался без последствий, высочайшего гнева не последовало, и даже палку, обещанную Павлом, на сей раз в ход не пустили.
. . .«Брейтовские крестьяне, – пишет Трефолев, – должны были считать себя счастливыми уже по одному тому, что они остались целы и невредимы». Да, действительно, могло бы быть иначе. Трефолев считал, что на этот раз помогла Молога. Она понравилась Павлу, и на всем дальнейшем пути, несмотря ни на что, хорошее расположение духа не покидало его.
. . .Еще через столетие, в мае 1913 года, через Мологу на пароходе «Тверь» проследовал последний российский царь Николай II, совершавший поездку по городам Ярославской губернии в связи с широко отмечавшимся тогда в России трехсотлетием дома Романовых.
. . .Однако, чтобы рассказ о дореволюционной Мологе считать законченным, нужно представить себе и облик самого города, вспомнить, чем жили в те далекие годы мологжане и пусть кратко, но перечислить своих именитых земляков.
. . .В 1811 году открылась «Тихвинская водная система», соединявшая Рыбинск с Петербургом через ряд небольших речек и озер, зашлюзованных и соединенных между собой каналами. За навигацию через Мологу проходило до 7000 судов низовых поволжских губерний, да свыше 4500 судов, направлявшихся в обратную сторону. В самой Мологе тоже грузилось .судов 300 и столько же выгружалось. В это время года Молога становилась довольно бойким торговым городом, но с консервацией водной системы жизнь Мологи снова пришла в свое обычное русло.
. . .Как и в любом городе, в Мологе устраивались ярмарки, проходившие людно и оживленно. Ежегодно бывало три ярмарки: Афанасьевская (17 и 18 января), Средокрестная (в среду и четверг Великого поста) и Ильинская (20 июня). Каких только товаров не привозили тогда в Мологу. Подводы буквально заполняли всю широкую Базарную площадь и прилегающие к ней улицы. В середине XIX века в Мологе было 55 каменных и 127 деревянных лавок. Нельзя не отметить, что местные мологские власти принимали активные меры к стимулированию сельского хозяйства, различных промыслов и ремесел, примером чему может служить проводившаяся в Мологе с 5 по 10 сентября 1878 года грандиозная показательная ярмарка. Здесь были представлены все виды хозяйств: скотоводство, земледелие, садоводство и огородничество, пчеловодство, лесная, кустарная, заводская промышленность, столярный, плотничий промыслы, сельскохозяйственные орудия и инвентарь. За предметы, одобренные выставочной комиссией, присуждались награды – серебряные и бронзовые медали, похвальные листы, золотые полуимпериалы, серебряные рубли и полтинники.
. . .Были в Мологе памятники старины и другие интересные достопримечательности. Вблизи мологской пристани возвышался главный храм, Воскресенский, построенный в 1767 году. Красивый вид открывался на него с парохода, едва он входил в крутую излучину, которую делала здесь Волга, принимая в себя воды Мологи. В 1778 году на бывшей Ярославской улице, недалеко от центра города, построили деревянную оштукатуренную Воздвиженскую церковь, не дожившую до того времени, которое помнят сегодняшние мологжане. В этой церкви во время своего визита в Мологу был на обедне Павел I. Самая старая мологская церковь, Вознесенская, построенная в 1756 году, находилась на окраине города в Заручье и имела придел во имя святых князей Бориса и Глеба. В 1805 году на кладбище была освящена Всесвятская церковь, а в 1882 году на средства мологского купца П. М. Подосенова воздвигнут Богоявленный храм, который, в отличие от «старого», Воскресенского, стал называться «новым». Все эти памятники прошлого венчал собой архитектурный ансамбль Афанасьевского монастыря, включавший в себя пятиглавый Троицкий храм с трехъярусной каменной колокольней, холодный пятиглавый храм во имя Сошествия Святого Духа на апостолов и Успенский храм, построенные соответственно в 1788, 1841 и 1828 годах. По периметру. монастырь был окружен высокой каменной оградой. Вот здесь, по преданию, в далекой древности и отбывали наказание жены новгородцев. Со времен Ивана III на этом месте возник мужской монастырь, называвшийся, как и прежде, Холопьим. Однако история монастыря становится более ясной лишь в ХVI веке. Известно, что он был тогда деревянным, со временем обеднел, а в 1764 году обращен в приходскую церковь, на развалинах которой поселились престарелые вдовы и девицы. В 1795 году по прошению граждан Мологи Екатериной II здесь был учрежден женский монастырь. С этого времени он стал называться Афанасьевским.
. . .Одной из достопримечательностей города мологжане всегда считали пожарную каланчу с мезонином, построенную на Базарной площади по проекту ярославского губернского архитектора А. М. Достоевского, брата великого русского писателя.
. . .Настоящей гордостью Мологи была гимнастическая школа, открытая в 1888 году и считавшаяся по официальным письменным источникам того времени первой в России. Действительно, школа эта заслуживает того, чтобы о ней рассказать особо. Дело начиналось так. В начале 80-х годов многим губернским и уездным городам было предписано провести медико-статистическую перепись населения на предмет определения его физического развития. Неизвестно, какие критерии были заложены, в основу переписи. По ее результатам Молога в сравнении с другими уездами выглядела лучше, но земские врачи посчитали их все же тревожными: 38 процентов осмотренного населения было отнесено к категории людей со слабым телосложением. Естественно, что особое беспокойство вызвал факт отставания физического развития детей школьного возраста.
. . .Серьезно заняться проблемой правильного физического развития детей и решил мологский земский врач Всеволод Васильевич Рудин. Вскоре после переписи, в 1883 году, Рудин приступил к разработке плана решения этой проблемы. Главный путь к существенному оздоровлению, человека Рудин видел в правильном подходе к использованию спорта.; Помимо разнообразных спортивных упражнений и игр, он включил в свой план также обучение работам, которые требуются в повседневной жизни любой семьи, как-то: земледелие, основы столярного и слесарного дела. Позднее, когда школа была открыта, в адрес Рудина стали приходить многочисленные письма, запросы, в Мологу приезжали знакомиться со школой и постановкой спортивной работы врачи, учителя, спортсмены, корреспонденты из Петербурга, Москвы, Оренбурга и, конечно, из ярославских городов, но скорее всего начинания Рудина, как нередко вспоминал и он сам, не были бы так удачны, если бы не помог случай.
. . .В середине XIX века в Мологе жил купец-тысячник Подосенов, крупный торговец льном. Сын его получил в наследство огромное состояние и с десяток каменных зданий. Сам он торговлей уже не занимался, больше путешествовал, жил за границей, любил спорт, да и сам в какой-то степени считался спортсменом, к тому же не прочь был прослыть меценатом и либералом. В середине 80-х годов он приехал в Мологу и встретился с Рудиным, который рассказал ему о своей задумке. Идея Рудина ему понравилась, и он сразу же ассигновал 20 000 рублей на строительство современной, оснащенной разнообразным спортинвентарем школы». Рудиным, Подосеновым и приглашенными из Ярославля инженерами-строителями был составлен проект школы, и сразу же началось строительство. Новое здание решено было поставить в только что специально заложенном сквере, вокруг которого проложили концентрические дорожки Для пеших прогулок, бега, а также обучения верховой езде и конным упражнениям. Вот потому и сама школа стала вскоре называться «Манежем». I Сквер с его прекрасными липовыми и березовыми аллеями оставался до последних дней Мологи одним из красивейших и любимых мест отдыха мологжан. Находился он в центре города и занимал целый квартал.
. . .Нельзя не отметить, что организаторы школы смотрели далеко вперед, понимая, что она будет использоваться и при проведении различного рода других массовых мероприятий — устройстве спектаклей, концертов, елок и т. д. Не было даже забыто об устройстве на территории сквера катка. Помещение же рассчитывалось для работы круглый год. Поэтому отопление было решено устроить с помощью вентиляционных калориферов, обеспечивающих при температуре наружного воздуха — 20° температуру внутри здания 10° по Реомюру (около 13°Ц).
. . .В первый год в школу было принято 73 ученика, но бывали годы, когда количество занимавшихся достигало и более 200 человек. Все ученики в зависимости от их физического развития были распределены по соответствующим группам. В качестве предметов занятий выносились гимнастические упражнения на снарядах, спортивные игры, строевая подготовка, фехтование, верховая езда, хоровое пение (считалось, что пение способствует развитию легких), экскурсии летние, пешие или на лодках, велосипедный спорт, а в зимний период добавляли лыжи и коньки. Были наняты ряд/штатных преподавателей и несколько лиц обслуживающего персонала.
. . .В целом «Манеж» — это высокое большое деревянное здание. Высота от пола до потолка превышала 6 метров. Объем помещения составлял 4361 кубический метр. В средней части находились ряды для зрителей, так называемый амфитеатр, рассчитанный на 500 человек. Он был обнесен массивным барьером, отделяющим его от остального помещения, приспособленного для прогулок зрителей во время антрактов. Для лучшего обозрения сцены пол амфитеатра мог приподниматься и приобретать покатое положение
по отношению к сцене.
. . .На втором этаже с большими окнами, выходившими на балкон, располагался буфет, а в левой стороне второго этажа, сделанное в виде раковины, находилось помещение для оркестра.
. . .После смерти П. М. Подосенова вновь возникли денежные затруднения, а в конце 90-х годов и сам Рудин уезжает в Петербург. Вместе с тем посеянные ими семена дали добрые всходы. При всех имевших. место затруднениях школа уже вошла в жизнь мологжан. Появились новые любители-спортсмены и театралы, энтузиазм которых дал возможность школе функционировать еще много лет.
. . .Гимнастическая школа — одно из проявлений высокой культуры провинциальной Мологи. Но более полно культурное лицо города могут характеризовать следующие данные. Молога занимала первое место в губернии по постановке школьного дела.
. . .Большая заслуга в этом, как единогласно отмечают краеведческие источники прошлого, принадлежит Семену Александровичу Мусину-Пушкину, находившемуся 23 года на службе в Мологском земстве. Являясь членом уездного училищного совета, он был настоящим ревнителем народного просвещения, часто посещал народные училища, выявляя их трудности и заботы, оказывал им по мере своих сил и возможностей всяческую поддержку и помощь. В Мологе перед 1914 годом было две гимназии, мужская и женская, реальное училище, две приходские школы, а по уезду насчитывалось 59 земских училищ, 32 приходские школы и 30 школ грамотности. Учителей на. службе в земстве состояло 26, учительниц 55. В селе Новинском (ныне Некоузского района) находилась учительская семинария с бесплатным трехлетним сроком обучения, открывшаяся в 1871 году. По данным Ярославского губернского статистического комитета к концу XIX века 75 процентов семей города получали газету «Ярославские губернские ведомости», 60 — различные столичные издания, в том числе журналы «Нива», «Родина» и приложения к ним в виде собраний сочинений русских и зарубежных писателей. Рано в Мологе проявилась тяга к театру. Уже в середине XIX века организуются местные любительские театральные группы. Для репетиций и постановки пьес снимали какие-либо большие помещения и оплачивали за счет получаемых доходов, а в зрителях никогда не било недостатка. Из сообщений «Ярославских губернских ведомостей» можно сделать вывод, что в этот период в репертуаре преобладали постановки одноактных пьес водевильного жанра. С открытием «Манежа» театральный коллектив приобретает прочную основу и работает не эпизодически, а постоянно. В месяц обычно шло 2—3 постановки, и зрительный зал всегда был набит до отказа.
ной песчаной местности. Считалось, что чистый сухой воздух помог Мологе избегнуть, эпидемий таких страшных в то время болезней, как чума и холера. Обилие плодороднейших лесов, рыбацкое приволье, необозримые золотые песчаные пляжи, протянувшиеся на много километров вдоль правого берега Волги и левого Мологи, чистая прозрачная вода этих рек, сочная зеленая трава, чуть не скрывающая человека на пойменном Боронишинском лугу, и ни с чем не сравнимый аромат свежего сена, разносившийся по всему городу в пору сенокоса, — все это привлекало сюда многочисленных столичных дачников. Леса начинались сразу, едва выйдешь на окраину города. Далеко и ходить было не надо, в закладбищенском лесу, не более километра от города, располагалось так называемое Свято-озеро. Существовала легенда, что название озера произошло от какого-то святого, спасавшегося здесь в древние времена и питавшегося только рыбой из озера. Свято-озеро окружал мощный березняк. В траве стояли шеренги ядреных подберезовиков — так за 15 минут и набросаешь их целую корзину. Для рыбака в Мологе тоже было настоящее приволье, а в конце XIX века рыбная ловля была одним из мологских промыслов. Мологский краевед А. А. Фенютин в своей книге «Рыбная ловля на Мологе» рассказывал, что ловить рыбу начинали вслед за вскрытием реки. Рыбаки ездили вверх по Мологе до Борисоглеба в прорезных лодках и набирали до 50—70 пудов судаков, лещей, головлей, а стерлядей до 40—50 пудов. Стерлядь длиной в аршин стоила дорого: 75—80 рублей. Пудовый осетр — 20—23 рубля, ну, а вся прочая рыба шла по 1 рублю 50 копеек за пуд. Но, наверное, больше всех мологское приволье манило к себе детвору. Волга к середине лета мелела здесь настолько, что пароходы дальше Мологи вверх ходить переставали.
. . .Тихо и пустынно было на Волге и ее огромных пляжах. Иногда эту тишину нарушали только пастухи, сгоняя сюда стада коров, чтобы перевести их через реку, на противоположный берег, где, как и на Мологе, раскинулись пойменные заливные луга.
. . .Немало осталось нам работ краеведов прошлого, описывающих быт, нравы, обычаи старой Мологи. В Мологе любили отмечать с присущим русским размахом многочисленные религиозные праздники. Заручские прихожане отмечали свой престольный праздник, посвященный «святым князьям Борису и Глебу». В этот день шло большое застолье, а потом начиналось гулянье молодежи по набережной с песнями и хороводами. До поздней ночи не смолкали звонкие девичьи голоса и не прекращались веселые песни. Заручский праздник перерастал в праздник всей Мологи. Сюда приходили из города целыми семьями, приезжала и мологская аристократия в своих экипажах. Даже старики и старухи, пролежавшие весь год на печи, выползали посмотреть на гуляющих и рассаживались на лавочках вдоль берега Мологи. Интересно и радостно было смотреть на расцветающую природу. Праздник приходился на 2 мая, когда становилось уже тепло, а широко разлившаяся река постепенно входила в свои берега. На левой стороне еще оставалось огромное озеро, и при ясной погоде в нем отражались окрестные села с церквями и величественный ансамбль Афанасьевского монастыря. Люди радовались скорому приходу лета: там, на левом берегу, на месте Боронишинского луга, уже показывались небольшие островки с поднимающимися прутиками будущих кустов. А ведь совсем недавно это озеро, раздуваемое сильными ветрами, вовсю бушевало, и волны с белой пеной на хребте хлестали о берег, подмывая и подтачивая его.
. . .Прихожане Воскресенского храма, находящегося почти в центре города, отмечали свои престольные праздники. Они были посвящены Николаю-Чудотворцу и Илье-пророку и приводились соответственно на 9 мая и 20 июля. Проходили* они столь же широко, как и в Заручье. Постепенно, однако, застолья становились не столь обильными, как раньше. Гулянья тоже длились не всю неделю, а дня два или три.
. . .Весело проходила масленица. С самого начала недели молодежь каталась с гор, на второй и третий день гуляющих прибывало. Вечером начиналось катание на лошадях. В масленицу был обычай возить по улицам Мологи разукрашенную лодку. Ее ставили на двое саней и впрягали 20 лошадей. Лодку покрывали коврами, а на середину устанавливали стол со множеством вин и закусок. За стол усаживались «благородные» в костюмах и масках. На корме или на носу размещались музыканты и песенники. Лодку возили по всему городу, забавляя гуляющих мологжан песнями и музыкой.
. . .Летние гулянья начинались с Троицына дня и продолжались всю неделю. От сумерек до рассвета молодежь играла в горелки, качалась на качелях, водила хороводы. Сохранился еще обычай в этот день украшать свой дом берёзовыми ветками и против дома ставить березку. И еще один, когда парень хлещет девицу березкой, и тем сильнее, чем неравнодушнее к ней.
. . .К концу XIX века лодку уже не возили по Мологе. Правда, небогатое чиновничество и мещанство продолжало еще держаться за старинные обычаи. В этой среде на святках молодежь целые ночи танцевала кадриль, а ряженые приходили на* вечеринку в костюмах медведя, козы или петуха.
. . .В.середине XIX века жизнь города очень разнообразили пехотные полки, прибывшие сюда на расквартирование. Вот тогда шло постоянное веселье, на которое съезжались старухи-помещицы со своими дочерьми из соседних уездов. За дешевую плату снимали обширный дом и устраивали так называемые «благородные собрания». Танцевали до упаду по две ночи в неделю. Многие девичьи сердца были покорены, но немногим приходилось уезжать из Мологи в качестве «военных дам».
. . .С Мологой и мологской землей связано столько славных имен, что один перечень их не может не вызвать истинной радости и гордости за свой родной край.
. . .В 30-ти километрах выше города, на левом берегу Мологи располагалось село Иловна — родовое имение графа А. И. Мусина-Пушкина. Ему мы обязаны открытием «Слова о полку Игореве», бесценного вклада в отечественную и мировую культуру. По преданию, недалеко от Иловны находился и так называемый Холопий городок. Недаром одним из первых исторических исследований самого Мусина-Пушкина были «Исторические заметки о начале и местонахождении древнего русского Холопьего городка». Вначале Алексей Иванович жил больше в Петербурге, но, выйдя в отставку в 1799 году, поселился в Иловне, где почти безвыездно провел последние 10 лет своей жизни, занимаясь подготовкой к опубликованию хранившихся у него рукописей. В Иловне он и умер, как говорили тогда, «от удара» 1 февраля 1817 года и похоронен в семейном склепе.
. . .Кто не знает имя бесстрашного русского умельца Петра Телушкина, заставившего в 1830 году удивляться и восхищаться современников его подвигом?! Но не всем известно, что родился Петр в семье крепостного крестьянина в небольшой и уже к концу XIX века не существовавшей деревеньке Мягра Мологского уезда. Подвиг Телушкина оказался неподвластным времени. Он вызывает столь же неослабеваю-
демии наук СССР был направлен его земляк, ученый-геофизик Александр Александрович Сауков. Он родился в деревне Чурилово Веретейской волости. После окончания сельской школы поступил в начальное училище в городе Мологе, а затем там же продолжил образование на педагогических курсах. Некоторое время до отъезда на учебу в Петроград работал в сельской школе деревни Золотково, неподалеку от родного Чурилова. В 1953 году Сауков избирается членом-корреспондентом Академии наук СССР. Имя Саукова увековечено в названиях улиц в новом микрорайоне Ярославля и поселке Хайдар-кан (Киргизия), где ему пришлось работать.
. . .Первая пристань вверх по Мологе, в 18 километрах от города, называлась Частково. Здесь было имение Семена Александровича Мусина-Пушкина. Еще в середине 20-х годов в парке перед домом стоял белый мраморный памятник на могиле его сына Левы, умершего в 10-летнем возрасте. 23 года Семен Александрович провел на службе в мологском земстве. Особенно плодотворной была его деятельность в области народного просвещения. Был С. А. Мусин-Пушкин широко образованным, передовым человеком своего времени. Считался хорошим' поэтом, публицистом, страстным коллекционером, имел одну из лучших личных библиотек в России, тратя на приобретение книг все свое состояние. Он сотрудничал в ярославских газетах, подписывая свои заметки 'псевдонимом Семен Частков. С. А. Мусин-Пушкин был знаком с Н. А. Морозовым, но это непродолжительное знакомство было прервано внезапной и трагической его смертью. Похоронен С. А. Мусин-Пушкин в Ярославле.
На левом берегу Сити в селе Новом, недалеко от железнодорожной станции Маслово, была родовая усадьба А. В. Сухово-Кобылина, автора бессмертной «Свадьбы Кречинского». Здесь он, по свидетельству В. А. Гиляровского, познакомился с людьми, черты которых придал своим героям.
. . .В Мологе на Республиканской, бывшей Ярославской, улице жила родная сестра Леонида Витальевича Собинова Александра Витальевна Карсунская. В 20-е годы, бывая в летние месяцы в Ярославле, Леонид Витальевич обязательно заезжал и в Мологу. Тогда муж Александры Витальевны, хороший пианист, садился за инструмент, а Собинов начинал петь, и его чудный голос далеко-далеко разносился из раскрытого окна.
. . .В Мологе провел свое детство будущий ленинградский поэт Анатолий Тимофеевич Чивилихин. С первого до последнего дня Великой Отечественной войны он прошагал нелегкими солдатскими дорогами. Главная тема его произведений была военная. Не менее важное место занимает и тема любви к своей Родине и родному краю. Стихотворный сборник «Исповедь пристрастий», выпущенный Верхне-Волжским книжным издательством в 1973 году, предоставил мологжанам возможность ближе познакомиться с творчеством поэта-земляка. Стихи Чивилихина выдержали 12 изданий, и это говорит о том, что его творчество не забыто и сегодня.
. . .Можно назвать немало других имен, которые в разные периоды истории не только Мологи, но и всего Ярославского края оставили о себе глубокий след. Это А. А. Фенютин, Н. Н. Розов, М. С. Маслов-Варсягин, А. Н. Блатова, А. И. Кревинг, Д. И. Смирнов, Ф. И. Бологов, Т. Г. Чивилихин, А. А. Винский и многие другие.
. . .Но как и везде, в Мологе жило и много простых незаметных людей. Их жизни, отданные героической борьбе в военные годы и честному беспредельному труду, остались в памяти только тех, кто был бок о бок с ними. Они прошли через все жизненные испытания, не растеряв мужество и доброту своих сердец, любовь к жизни и воспитав своих детей и внуков достойными гражданами нашего Отечества.
С парохода, следующего из Рыбинска, едва он появляется на гребне крутой излучины, которую здесь делала Волга, принимая в себя воды Молота, город представлялся довольно большим. Вдоль берега тянулись церкви, монастыри, лавки и другие строения. Но впечатление это оказывалось обманчивым, стоило только сойти на берег. В городе1 было всего четыре параллельных улицы, протянувшихся на добрых 4,5 километра, и/множество переулков. Старое название этих улиц: Ярославская, Петербургско-Унковская, Череповецкая и Задняя; в советское время они назывались — Республиканская, Коммунистическая, Пролетарская и Советская. Между Республиканской и Советской располагалась Базарная, или -— Сенная, площадь, позднее площадь К. Маркса.
. . .По сведениям, относящимся к 1914 году, помимо зданий указанных выше назначений в Мологе было 870 домов, из них 50 каменных. Население города составляло 5045 человек. Такими оставались Молога и ее уезд и к 1917 году, равно как и в последующие времена.
. . .Советский период истории Мологи невелик по времени — всего 18 лет. Советская власть в городе была установлена 15(28) декабря 1917 года не без определенного сопротивления со стороны приверженцев Временного правительства, но и без какого-либо кровопролития. Последующие годы мало чем отличались от жизни любого провинциального городка послереволюционной России. Не избег Мологу голод, ставший чувствоваться особенно остро с начала 1918 года. По домам днем и ночью ходили с обысками чекисты, а на Базарной площади перед домом, где размещалось ЧК, толпились с повестками в тревожном ожидании торговцы, священнослужители, да и просто «неблагонадежные» мещане. Переполнена была всегда пустовавшая прежде мологская тюрьма. Очень скоро закрыли три мологских церкви. С 1919 года голод усиливается. Частная торговля свертывалась: и торговать было нечем, да и сами торговцы сидели в тюрьме. В городе вводилась карточная система, на смену керенкам пришли совзнаки. Крестьяне продукты питания продавали только за вещи, и горожане, нагруженные кто чем из своих невеликих промтоварных запасов, шли за продуктами в деревню. Население города сильно возросло главным образом за счет беженцев, начавших прибывать в Мологу еще в годы войны. Однако конфискация советской властью пахотных земель в округе не дала окончательно зажать город в тисках голода. Земли эти стали распределять по едокам, а на них организовывать коммуны или артели по обработке. Со скрипом, в трудных условиях люди начинали жить на новых началах.
В связи с проведением в середине 1929 года районирования в Мологе вскоре начинает выходить районная газета «Колхозное междуречье».
. . .Нельзя не заметить, что с точки зрения сегодняшнего дня по своему стилю и содержанию газета представляется немного наивной и, перелистывая ее страницы, порой трудно сдержать хотя и горькую, но улыбку. Корреспонденции пестрят крупными, броскими, безапелляционными и непривычными для слуха заголовками: «Председатель колхоза «Искра» — саботажник», «Саботаж сева продолжается», «В Мологский район выехала буксирная бригада лесорубов», «Отстающих — на буксир», «Выполнение плана подменяют аллилуйщиной», «Колхозник Иванов утаил при переписи двух ягнят», «Перепись скота — на чистую воду». Но, это, конечно, дань времени. В известной степени газета дает возможность представить, чем жили Молога и район все последующие годы.
. . .Из газеты можно узнать, что после того, как XV съезд партии провозгласил курс на коллективизацию, мологская партийная организация и райисполком, понимая особую важность этой задачи для Мологского района, как всецело сельскохозяйственного, сосредоточили свои усилия на завершении сплошной коллективизации к концу 1931 года. К январю этого года было коллективизировано лишь 10 процентов к общему числу хозяйств района. Но 11 районный съезд Советов поставил задачу сделать 1931 год переломным и подойти ко «второму (в условиях сплошной коллективизации) большевистскому севу», имея не менее 45 процентов коллективизированных хозяйств. Задачу эту решили, и к началу сева коллективизировали не 45, а 50 процентов хозяйств. В конце 1934 года III районный съезд Советов отмечал, что коллективизация в районе в основном завершена — было коллективизировано уже 87 процентов хозяйств. Газеты писали, что теперь в повестку дня встали вопросы правильной организации труда, внедрение сознательной дисциплины, бережного отношения к колхозной собственности.
. . .Большое внимание в 30-е годы уделялось в Мологском районе семеноводству лугопастбищных трав. Считалось, что объединение крестьянских хозяйств в колхозы должно было послужить базой для реконструкции полеводства путем расширения посевных площадей за счет освоения культуры семенников лугопастбищных трав. А задачу развития животноводства с подведением под него прочной кормовой базы можно было выполнить лишь при реконструкции полеводства. Попытки такой реконструкции стали предприниматься еще в 1926 году. Ввиду недостатка семян многолетних трав, ввозившихся из-за границы, ...
