Историко-краеведческий журнал
Костромская старина 1995 №7
Светлана Виноградова «Боевой путь костромского народного ополчения 1812-1815».
Известно, что с древности на Руси сложилась традиция – в минуты наивысшей военной опасности на защиту Отечества вставало народное ополчение. Так было в период золотоордынского ига, в Смутное время, так случилось и в 1812 году.
Как шло формирование Костромской военной силы, были ли трудности, каков численный состав ополчения, путь движения его, участие в военных действиях? На все вопросы дали ответы документы Костромского архива. Повезло и на открытие – был обнаружен очень ценный и интересный документ – дневник начальника Костромского ополчения генерал-лейтенанта Петра Григорьевича Бардакова. В дело под названием «Список учиненный в дежурстве, дезертиров, явившихся самовольно из крепости Глогау…»(1) дневник вшит, видимо, случайно, не имея никаких опознавательных надписей и подписей. И лишь содержание дневника точно свидетельствует об авторстве.
Дневниковые записи, датирующиеся с 12 сентября 1813 года по 12 марта 1814 года – прекрасный материал о Костромском ополчении, о расположении его полков, о всех бывших с неприятелем боях. Пусть иногда это коротенькие записи, но ценны они тем, что делались участником войны изо дня в день, под непосредственным впечатлением развертывающихся перед его глазами событий.
Дневниковые записи П.Г. Бардакова о заграничном походе Костромского ополчения дополняет еще один памятник – литературный, опубликованный в 1815 году в журнале «Вестник Европы». Это «Записки о Костромском ополчении»(2) неизвестного автора, который, однако, «сверх того, что имел случай разговаривать со многими чиновниками, служившими в Костромском ополчении, пользовался журналом А.Ф. Чагина, начальника 2-го батальона, 3 пехотного полка оного ополчения (…)». «Записки…» датируются июнем 1815 года, т.е. временем, когда ополчение вернулось в Кострому из дальнего похода за границу. «Сочинитель сих записок» рассказывает нам об осаде крепости Глогау, о совместных действиях костромских крестьян и прусских солдат. Особенно подробно описывает он «самые жаркие вылазки» 28 и 29 октября 1813 года, сдачу крепости и возвращение воинов домой. Оттого, что сочинение это написано сразу же после войны 1812–1814 гг., живые краски событий не стерлись, впечатление от них не утратились, не потускнели в памяти очевидцев, а потому рассказ автора полон волнующих подробностей. Читая «Записки…», можно почувствовать, как горячо, близко воспринимает автор события, в которых ему участвовать не довелось.
На основании царских манифестов от 6 и 18 июня 1812 года дворянство Костромской губернии, собравшись в Костроме 29 июля 1812 года, определило: 1. «пожертвовать пеших воинов 11 тыс. человек» со всею одеждою и на три месяца провиантом; 2. собрать на обмундирование Костромского пехотного полка 291 тыс. рублей.
Сбор воинов Костромского ополчения начался 1 сентября 1812 года в 4-х уездных городах: 1 полк в Костроме, возглавлял его полковник А.Н. Вяземский, 2 полк в г. Галиче под предводительством полковника Д.П. Черевина, 3 полк формировал подполковник П.Р. Шулепников в Нерехте, 4 полк в Кинешме флота капитан 2-го ранга А.Н. Маккавеев. В Костроме же набирался конный полк под руководством полковника Н.А. Небольсина, а отдельный батальон во главе с майором И.Ф. Чагиным в Кологриве.
Губернским командующим Костромской военной силы был утвержден генерал-лейтенант П.Г. Бардаков, отличившийся еще в походах А.В. Суворова, при штурме крепости Очаков и в сражении на Рымнике.
Социальный состав ополчения был определен царскими манифестами: в основном оно должно было состоять из крепостных крестьян, в небольшом количестве – дворовых людей и мастеровых, всех «совершенно здоровых от 17 до 45 лет…».(5)
Участие крепостных крестьян в ополчении рассматривалось как результат пожертвования их владельцев в той мере, в какой помещики жертвовали в ополчение другие виды своего имущества.
Как же шло исполнение постановления Костромского дворянского собрания? Многочисленные документы свидетельствуют, что формирование Костромской военной силы шло медленно вследствие поставки некоторыми помещиками непригодных для службы в ополчении крестьян – физически слабых, больных, старых, необмундированных, не вооруженных пиками, а также уклонение многих дворян, назначенных на офицерские должности. Это очень беспокоило П.Г. Бардакова, о чем говорит его переписка с предводителем Костромского дворянства Д.Н. Козловским: «Из числа избранных на службу дворян, – писал П.Г. Бардаков, – многие еще не явились, а которые и явились, из тех нашлось уже много неспособных по болезням и за другими причинами».(6)
Видимо, обстановка была довольно серьезной, т.к. П.Г. Бардаков был вынужден заявить, что в случае и дальнейшей неявки офицеров, он остановит прием воинов, «ибо имея людей множество в команде, не приученных еще к повиновению, легко произойти может какой-либо беспорядок без офицеров и урядников. Тем более, что причина для волнения ратников была: принятые в Костроме «почти 3 дня не были провиантом довольствованы. Я тотчас приказал их довольствовать из собственных денег», - докладывал П.Г.Бардаков.
В отличие от Нижегородского ополчения, сбор которого был в основном завершен в конце сентября 1812 года, в Костромском и на 8 ноября в недоборе состояло 2 тыс. воинов. «Дабы сбор воинов ускорить и избежать всех затруднений, всем полковым начальникам и батальонным командирам предписал принимать от отдатчиков воинов, не требуя в цветах сукна единообразия, лишь бы платье было должным покроем, прочно и способно к носке (…)», – предписывал П.Г. Бардаков.
Но особенно важно, он считал, «дабы каждый воин имел пику, без чего не отдавать отдатчику квитанции (…)»(8). «Проблема вооружения ратников была самой, пожалуй, сложной. Не говоря уже о ружьях и тесаках, «которыми надлежало бы вооружить воинов, (…) но оных у здешних дворян нет и доставить их где- либо не имеют они способов».(9) Не все ополченцы имели при себе пики, так, из 696 человек, принятых в ополчение в Кологриве, лишь 151 были снабжены этим холодным оружием.(10)
Вооружение, обмундирование и продовольственное снабжение ополчения проходило на средства, как добровольное пожертвованные населением, так и обязательные взносы дворян, сельских крестьянских общин и ремесленников. Все костромские сословия участвовали в пожертвованиях:
от нерехтского дворянства – 3 тыс. руб.
от Сергея Павловича Татищева – 2 тыс. руб.
от гражданина Костромы Алексея Свешникова – ржаной муки 10 кулей на 100 руб. от епископа Костромского и Галичского Сергия и прочих духовных – 7654 руб. 50 коп. казенного ведомства крестьянина Юрьевецкого уезда д. Рябинино Никифора Васильева решемского сукна – 1000 аршин, от крестьянина Дмитрия Андреева вотчины помещика Захара Егорьевича Егорова с. Лучинска – сена на 29 подводах – 580 пудов. Особенно большие пожертвования – денежные и вещественные – полотном – сделало купечество костромское, нерехтское, галичское. В Костромской губернии на содержание ополчения было собрано, приблизительно 2083986 рублей. (11)
Выступив в поход 15 декабря 1812 года, начальник Костромского ополчения П.Г. Бардаков довел до сведения комитета ополчения, что «поныне в Костромское ополчение поступило воинов на службу 10800 человек, лошадей строевых в конный полк – 529, подъемных во все полки – 141, повозок – 70, затем остается в недоимке воинов - 200, лошадей строевых – 131, подъемных – 79, повозок – 40. Прошу о взыскании недоимочных воинов с кого должно…» (12).
Почти за каждым округом остался определенный процент непоставленных воинов. Полностью справился с нормой поставки Нерехтский округ: к 7 декабря 1812 года было собрано 1968 ратников – самое большое количество воинов из всех округов, с Макарьевского – 447 против 435 по норме, с Костромского – 1871 ратник против 1148. (13)
Костромское ополчение, входившее в состав Поволжского ополчения III округа под командованием генерал-лейтенанта графа П.А.Толстого, в военных действиях 1812 года на территории России не участвовало.
Период формирования этих ополчений совпал по времени с контрнаступлением русских и изгнанием наполеоновской армии из России. Главнокомандующий русской армией М.И.Кутузов, разрабатывая стратегический план кампании 1813 года, поставил перед ополчением III округа, важную боевую задачу – блокировать и овладеть неприятельскими крепостями на крупных водных рубежах Висле и Одере-Данцигом, Торном, Дрезденом, Модлином, Глогау… Таким образом, русское командование срывало замысел Наполеона: используя сильно укрепленные крепости (в них находилось около 16 тыс. войск), задержать и остановить дальнейшее наступление русской армии, рассредоточить ее силы и втянуть в длительные бои с гарнизонами крепостей, в затяжные осады их.
В августе 1813 года, в момент перехода ополчения III округа через границу, передовые русские войска вышли уже к Эльбе. Согласно приказу от 27 августа 1813 года, «Костромскому ополчению, кроме конного полка, назначен крепость Глогау…»(14). Ополчение уже 13 сентября прибыло на место своего назначения – крепость Глогау в Силезии, где действовал 10-тысячный неприятельский гарнизон под командованием генерала Лаглана.
Крепость имела хорошие искусственные укрепления и сильную артирелию, была защищена естественными преградами – широким и глубоким Одером. Общее командование над всеми ополченскими частями, а под Глогау сражались полки не только Костромского, но и Рязанского, Симбирского, Нижегородского и Казанского ополчений, было возложено на П.Г.Бардаков. Он проявил себя опытным военачальником: под его непосредственным руководством крепость была осаждена по всем правилам военного искусства – создана единая блокадная линия вокруг Глогау. Со стороны левого берега Одера крепость осаждал прусский 15-ти тысячный отряд, возглавляемый полковником Блюменштейном.
Русские войска, конечно, располагали в достаточной мере артиллерией, чтобы сломить сопротивление неприятеля путем бомбардировки его укреплений. В осаде участвовали 61, 62 и 63 артиллерийские роты». (…) Если бы ее бомбардировать,- писал автор «Записки о Костромском ополчении»,- то в самое короткое время, можно было бы превратить в пепел. Но как она принадлежала пруссакам, которые были наши союзники, и вместе с нами осаждали, то для того и не хотели ее разорить». ((5) Хотя блокадная цепь была хорошо связана, однако, считал Бардаков, «есть нужные (…) места не занятые нами, потому что сильная вода, от разлития Одера происшедшая, препятствовала подвинуть аванпосты к крепости».(16) Это позволяло и французам беспрепятственно выходить из города и грабить окрестное население, отнимая у него продовольствие и фураж. Чтобы пресечь это и протянуть блокадную линию ближе к крепости, необходимо было овладеть ближайшей и важнейшей высотой Пфердгиммель, расположенной в 600 м от 2-х французских батарей. Важное тактическое значение данной высоты понимал и противник. Он начал возводить новые укрепления, «обращая оные на возвышение…».(17)
Первая бригада Костромского ополчения под Командованием С.П.Татищева в ночь на 19 сентября форсировала вброд по пояс разлившийся от дождей малый Одер и заняла позиции на возвышении Пфердгиммель, где и была устроена русская батарея, «(…) Вся Глогау была у нас как бы под ногами (…). Как удивились под утро французы, увидя над головами своими русских!».(18)
К концу октября противник предпринял несколько попыток прорвать блокаду. 23 октября в 10 часов вечера он атаковал позиции 3-го Костромского полка. Ратники в течение всей ночи, находясь под артиллерийским обстрелом, удерживали занимаемые позиции.
24 октября 1813 года во время вылазки неприятеля особенно отличились стрелки 4-го пешего полка Костромского ополчения под командою поручика Нелидова. Противник был опрокинут и прогнан до самых укреплений. «В сем деле урон неприятеля довольно значителен. »Командир батальона подполковник Бартенев, штаб-капитан Воронов, поручик Нелидов. Раненый в этом бою, были представлены к награде.
27 октября командующий прусскими войсками послал к Лаглану парламентера с предложением капитулировать и прекратить бесполезное сопротивление. Но французский генерал дал издевательский ответ. Он сообщил Блюменштейну, «что боится не штурма, а скуки, и для того просит прислать несколько колод карт». В ответ на это Блюменштейн послал ему карту Сибири, куда он может угодить после капитуляции.(20)
День, когда Костромское ополчение получило боевое крещение, было 29 октября 1813 года. «В одну минуту сражение началось во всех пунктах, так что от сильного пушечного и ружейного огня вся Глогау исчезла в дыму – зрелище страшное и величественное».(21)
Противник сначала атаковал оба фланга русских позиций, а затем оказал давление на всю линию обороны. Отдельные стычки перешли в жаркие схватки. Ратники предприняли контратаку. Артиллерия открыла огонь по окраине Глогау. «(…) Командующий в сем деле 4-го пешего полка подполковник Сипягин, все бывшие офицеры и новые воины оказали великую храбрость в разбитии дерзновенного неприятеля».(22) Подполковник Сипягин за большое усердие в службе был награжден орденом св. Владимира. Сражение продолжалось до наступления ночи, закончилось взятием в плен более 500 человек.
Положение противника резко ухудшилось. Участились случаи добровольной сдачи в плен, особенно из числа немцев и словаков, что конечно же, отрицательно сказывалось и на настроении французских солдат.
Наступившие осенние холода отразились и на ратниках. В полках начались массовые заболевания. Командир 3-го Костромского полка доносил, что обмундирование пришло в ветхость, «потому, что нижние чины служат 11 месяцев и беспрестанно в походе. Почти все чины вверенного мне полка не имеют рубашек, большая часть их не имеют сапог, а имеют только подобие их».(23)
Несмотря на все невзгоды и лишения, ополчение стойко несло блокадную службу. Ежедневно по вечерам сменялись аванпосты. На смену симбирцам приходили полураздетые и полубосые костромичи и продолжали суточное боевое охранение. Интересно заметить, что только после капитуляции французы признались в том, что «не подозревали, чтобы русские были мужики, а думали, что переодетые солдаты и, что это была одна военная хитрость, чтобы выманить их из крепости».(24) Неприятель не мог себе представить, чтобы не обученные военному искусству русские крестьяне, действовали так стройно, подчиняясь приказам своих начальников, так храбро и умело отражали атаки регулярных французских войск.
Решительное наступление коалиционных войск на Париж, освобождение огромного пространства от Немана до Эльбы делали дальнейшее удержание крепости Глогау бессмысленным. С 26 марта 1814 года начались 5-дневные мирные переговоры, закончившиеся подписанием соглашения, по которому разоруженные французы, отправлялись во Францию и обязывались не воевать против России и Пруссии в течении года и одного дня. 14 апреля 1814 года командующий Польской армией Л.Л. Беннигсен рапортовал Александру I: «К стопам вашего Императорского Величества счастье имею чрез действительного камергера 4-го класса Татищева (…) подвергнуть ключи крепости Глогау, (…) сдавшиеся на капитуляцию союзному российско-прусскому войску (…)».(25)
В приказе от 10 октября 1814 года командующего блокадными силами при Глогау генерала Розена получили высокую оценку боевые подвиги ополчения: «Вы, ополчившись (…) на защиту Отечества, горя усердием и ревностию с неутомимым терпением преодолели все трудности (…) во время суровой зимы, на биваках, отражали сильные покушения неприятеля, сбили его передовые посты (…), принудили к сдаче знаменитую крепость, чем снискали всеобщую похвалу и достойное уважение (…)».(26)
Общее число награжденных в боях под Глогау составило 200 человек. Из костромичей: Сергей Павлович Татищев – бригадный командир – орденом св. Анны 1 степени «за примеры мужества и благополезные советы»; Александр Николаевич Вяземский – полковой командир – орденом св. Владимира 4-й степени с бантом; Дмитрий Петрович Черевин, полковой командир – тем же орденом «службу исправлял с отличным усердием, деятельностью и исправностью и в делах противу неприятеля оказывал мужество»; П.М. Свободской, батальонный командир, тем же орденом – за команду войсками при экспедиции в Грецу весьма храбро.
В начале февраля 1815 года Костромское ополчение прибыло в Кострому, где «при великом стечении народа (…) на главной площади в Успенском соборе приносимо было благодарственное молебствие, после которого преосвященный Сергий говорил проповедь (…), кропил ряды воинов святой водой, а затем ратники завтракали. На другой день городское общество давало воином обед в гостином дворе. На следующий день их угощали на свой счет дворяне», где каждый воин получил по рублю.(28)
После торжественной встречи и речей, под строжайшим контролем администрации, началось возвращение ратников – победителей, «в первобытное свое состояние» - под власть помещиков, под расписку.
Наступил период, вызвавший тяжелое настроение у освободителей России и Европы. От крестьян помещика Мещанинова Варнавинского уезда были отправлены ходоки в Санкт Петербург Мелотей Савельев и Алексей Ефимов «с просьбою об освобождении их из рабства».(29)
180 лет прошло после возвращения ополченцев. Мы, их потомки, с глубокой благодарностью вспоминаем славный боевой путь Костромского ополчения, имена костромских ратников, проявивших бесстрашие и мужество в боях с противником.
БИБЛИОГРАФИЯ.
1. Гос. архив Костромской области . Ф. 122, оп. 1,д.461 (дело не сохранилось после пожара в архиве. Далее – н/с)
2. Записки о костромском ополчении/Вестник Европы. 1815. Ч. 81 №12.- с. 297 - 313
3. ГАКО, ф. 122, оп. 3, д. 7, лл. 5,9 об. (дело сохранилось частично после пожара далее ч/с)
4. ГАКО, ф. 122, оп. 3 д. 8 л. 45 об. н/с
5. ГАКО, ф.122, оп. 3, д. 7 , л. 9 н/с
6. ГАКО, ф.122, оп. 3 д. 8, лл. 53-53 об. н/с
7. Там же лл. 14-14 об, 16-16 об.
8. Там же л. 35
9. ГАКО, ф.122, оп. 3, д. 77, л. 9 об. с/ч
10. ГАКО, ф. 122, оп. 3, д. 8, л. 69 н/с
11. ГАКО, ф. 605, оп. 1, д. 6, лл. 1-3 н/с ф. 812, оп. 1 д. 3, лл.4,5 ,19,22-23, 27-28 с/ч
12. ГАКО, ф. 122, оп. 3, д. 9, лл. 41-41 об. н/с
13. ГАКО, ф. 122, оп. 3, д. 7, л. 96 об. с/ч ф. 605, оп. 1 д. 6, л. 28 об н/с
14. ГАКО, ф. 812, оп .1, д. 1, л. 206 с/ч
15. Записки с. 300
16. ГАКО, ф. 122, оп. 1, д. 461, с. 13 н/с
17. Там же л. 15
18. Там же л. 16
19. Там же л. 27 об. - 28
20. Записки с. 303
21. Там же с. 304-305
22. ГАКО, ф. 122, оп. 1, д.461, л. 29 об.
23. ГАКО, ф. 122, оп. 1, д. 451, л. 53
24. Записки с. 300
Народное ополчение в отечественной войне 1812 г: сборник документов под ред. Бескровного Л.Г.- М,1962.- с. 406, №390
25. Записки с. 310-311
26. Народное ополчение: сб. док. С 407-410
27. Записки с. 312
28. ГАКО, ф. 179, оп. 1, д .1051, л. 23