Годы учебы в реальном училище.(Вахромеев, Варфоломей Александрович.)
"Как я уже упоминал, мое поступление в реальное училище состоялось в 1913 году в приготовительный класс после вступительного экзамена, так как в этот класс принимали учащихся, уже имеющих некоторую подготовку. К тому времени я приобрел достаточные знания по русскому языку и арифметике.
В марте мне исполнилось девять лет.
Ярославское реальное училище открылось в 1907 году. Ему предоставили старое большое здание екатерининских времен на Ильинской площади против памятника Демидову, наискосок от нашего дома, находящегося на другой стороне сквера. Еще раньше, в 1880 году, это здание было отремонтировано и передано городской управе и гимназии. Позднее, в
1900 году, для гимназии было построено собственное помещение на Семёновской площади, а городская дума перешла в 1907 году в специально приобретенный для нее дом.
Ярославское земство предоставило реальному училищу субсидию в 50 000 рублей на внутреннюю реконструкцию екатерининского строения и, кроме того, в течение десяти лет выдавало по 500 рублей в год на приобретение оборудования15.
Вначале в реальное училище поступил мой старший брат Иван, за ним следом — Николай. Когда поступал я, то Иван был уже переведен в Москву, тоже в реальное училище.
Директор Ярославского реального училища Николай Самсонович Соколов был человек деятельный и властный. Он по-хозяйски использовал предоставленные училищу средства и год от года приводил здание и внутренние помещения в должный порядок. В год моего поступления или же годом позже к южной стороне здания производилась пристройка (под прямым углом в переулок к «Медвежьему рву»). Она предназначалась для гимнастического зала, который был спланирован так, что мог служить зрительным залом, благодаря пристроенной к нему сцене, а на противоположной стороне от нее над залом находился балкон для зрителей.
Кроме того, в старом здании были оборудованы специальные классы —
физический и художественный с ярусной аудиторией, а на крыше — астрономическая вышка. В приготовительном классе все предметы у нас вел один преподаватель, он же управлял и общим хором учащихся. Я очень сожалею, что совершенно не помню его имени, отчества и фамилии. Между тем он очень доброжелательно ко мне относился, я бы сказал даже — по-отечески, и звал меня просто — Вава. Со своей стороны и я его уважал и старался отвечать ему чем мог в свои девять лет.
Всему классу, насколько я помню, он уделял ровное внимание и всегда переживал за тех учащихся, которые в чем-то отставали. На уроки пения он приходил со скрипкой, которую не выпускал из рук в течение всего урока, подыгрывая партию голоса. В приготовительном классе мы пели в унисон...
Занятия с хором он проводил тоже со скрипкой. Мне кажется, что он в свое время окончил учительскую семинарию и преподавал до этого в какой-либо начальной школе.
Период обучения в приготовительном и первом классах мне все же запомнился слабее, чем последующие годы, которые я лучше помню. Вернее, осталось больше запечатлевшихся отдельных моментов того периода. Возможно, потому, что он приходился на тревожные годы первой империалистической войны.
Инспектором реального училища был известный историк и искусствовед Нил Григорьевич Первухин — милейший человек. Позднее я с ним работал в Ярославском историческом музее (ныне краеведческий музей), но об этом ниже. Грешным делом, мы в нашем классе любили «пустые уроки», когда по какой-либо причине отсутствовал преподаватель. Тогда к нам приходил Нил Григорьевич и всегда что-нибудь читал очень интересное или же рассказывал из истории. В классе воцарялась тишина и все с удовольствием его слушали.
Классным наставником с первого класса у нас был историк Павел Михайлович Экземплярский (дядя композитора К.В. Молчанова, муж его родной тетки). Он вел у нас курс истории. Это была полная противоположность Нилу Григорьевичу: сухо, неинтересно... Видимо, поэтому мои отметки по истории были не блестящими. Мне казалось, что он считал меня малоспособным и относился ко мне с прохладцей, но зато благоволил зубрилам. Был у нас такой признанный отличник Матор, вот его он превозносил.
Наш учитель рисования, Алексей Александрович, был энтузиаст своего дела, человек мягкий и добрый по характеру; все училище его очень любило. Он был уже преклонного возраста, но занимался всегда с увлечением и этим воздействовал на учащихся.
С начала войны 1914 года он взял на себя обязанности собирать добровольную помощь, посылавшуюся солдатам на фронт в виде вещевых посылок. Все учащиеся, которые откликались на эту инициативу, приносили к нему в класс почтовые ящики с содержимым. Временами у него в классе скапливалось большое количество этих посылок, и учащиеся старших классов помогали ему все это запаковывать и отправлять по назначению.
Помню, как провожали его на отдых. Это было незадолго до революции. Он уходил на пенсию и уезжал в сельскую местность, где у него был участок земли. Старший класс, в котором учился мой брат Николай, подарил ему плуг. К нему была прикреплена серебряная пластинка с дарственной надписью. Бедный старик был так растроган этим, что, отвечая на приветствие, прослезился...
Помню также преподавательницу немецкого языка — Пецгольд. Она была требовательна, но объективна. Однако, несмотря на это качество, при каждом удобном случае напоминала, что один из авторов учебника немецкого языка (Пецгольд и Глезер), по которому мы занимались, был ее родственником, и гордилась этим.
Остальных преподавателей моя память не удержала.
Со второго класса я начал посещать спевки общего хора реального училища. Пел я первым дискантом. Был у нас очень музыкальный ученик старше меня примерно на два класса, он иногда даже регентствовал на молитве, когда отсутствовал учитель пения. У него было тоже сильное высокое сопрано, но несколько жестче моего голоса. Как-то однажды на спевке, находясь подле меня, он вдруг оборачивается ко мне и говорит: «А я-то всё слушаю — кто же это так хорошо поет у нас в хоре; раньше я этого не замечал». Сказано это было с таким наигранным снисхождением, что мне стало не по себе от этого самомнения, которое в нем успело, видимо, укорениться: на ученических вечерах он иногда пел соло под аккомпанемент фортепиано.
Очень сожалею, что эти хоровые занятия не успели должным образом развернуться, как уже года через два все оборвалось...
Когда был выстроен гимнастический зал, там начались регулярные уроки гимнастики. Зал был оборудован для этой цели всеми необходимыми средствами. Я не любил эти уроки, особенно упражнения на турнике, кольцах и бревне: они у меня не получались. К тому же я всегда боялся растянуть или вывихнуть кисти рук, чтобы не повредить моим занятиям на фортепиано. В детстве я очень любил бегать, поэтому, когда у нас позднее организовалась в классе футбольная команда, я с удовольствием принял в ней участие. Но эти игры не шли в счет уроков гимнастики...
Благодаря выстроенной при гимнастическом зале сцене открылась возможность для занятий драматического кружка. Мой брат Николай имел к этому склонность и участвовал в ученических спектаклях и концертах. Я был пока сторонним наблюдателем и с интересом посещал эти вечера. В годы Первой мировой войны они имели по содержанию преимущественно патриотическую направленность, но мне помнится, что ставили пьесы и классического репертуара.
Впоследствии это увлечение брата Коли сценой явилось для него причиной трагического конца."
Источник-Книга «Жизнь на пути правды (Митрополит Филарет из рода Вахромеевых)»
Коридоры реального училища. Фото из выпускного альбома 1914 года (ГАЯО. Архивохранилище АВД. Оп. 1. Ед. хр. 480. С. 14, фрагменты).jpg 239,25К
1 Количество загрузок:
Коридоры реального училища. Фото из выпускного альбома 1914 года (ГАЯО. Архивохранилище АВД. Оп. 1. Ед. хр. 480. С. 14, фрагменты) 1. (1).jpg 45,28К
0 Количество загрузок:
Сообщение отредактировал Ирина Ярославна: 19 августа 2022 - 21:23