Ирина, в процессе поиска у меня не столько появляются находки, сколько множатся загадки. Удастся ли их когда-нибудь разгадать? Поделюсь одной своей гипотезой.
Приводя в предыдущем сообщении данные из переписи 1716 года в деревне
Шипино, я исключила записи о пустых дворовых местах, посчитав их не столь важными для генеалогического поиска. Начну сегодня с одной из них, очень лаконичной, из того же источника:
Л.47 об.
Дворовое место Григорья Иванова а он помре а сын его Алексей в деревне Кишкине.
Когда я изучала фонд Канцелярии о строениях в Петербурге, разыскивая данные о борисоглебских каменщиках, я очень сожалела, что не нахожу никаких следов в ландратской переписи 1716 г. о семьях, из которых они взяты. На тот момент у меня были выписаны только Борисоглебские Слободы. И, конечно, особенно мне хотелось найти предков моего каменщика-переведенца "вечного житья" Ивана Алексеева. После его возвращения в 1730 г. я всю его семью проследила в слободах, а вот до 1711 года ничего о нем не нашла, кроме двух очень слабых предположений.
Сейчас я продолжаю работать с ландратской переписью по другим вотчинам монастыря, хотя выписав самые известные мне деревни и постенав над сгоревшими, я притормозила эту трудоемкую деятельность. Но всегда обращала внимание на записи о семьях, откуда были высланы в 1711 г. каменщики в Петербург на вечное житье. До тех пор, пока при большом числе накопившихся таких записей у меня не прорезался вопрос:
почему же во всех вотчинах Борисоглебского монастыря я нахожу в переписи данные о взятых оттуда каменщиках, а вот в самих подмонастырных слободах ни одного сведения о них нет?
Единственный предположительный ответ, который у меня созрел, связан с фондом Борисоглебского монастыря в Ростовском филиале ГАЯО (ф.245., оп.1). Работая с ним, я обратила внимание, что все штатные служители монастыря (уже после 1764 г.), которые жили в Борисоглебских Слободах и присутствовали во всех исповедных росписях Троицкой в Бору церкви, в подушный оклад были приписаны к разным вотчинным деревням монастыря. Как-нибудь приведу эти данные в другой теме.
Я подумала, что и каменщики Борисоглебского монастыря наверняка набирались из всех его вотчин, и, может быть даже, в период строительства Троицкой в Бору церкви жили в самих слободах, и все-таки оставались приписанными к своим деревням. И тогда появляется надежда найти семью своего каменщика Ивана Алексеева, просмотрев все деревни. Вдохновившись этой целью, сегодня я и начала просмотр подряд всех деревень, которые ранее просто опускала из-за невозможности переписать все.
И сегодня же в деревне Кишкине нашла такую запись:
Л.106 об.
во дворе нищей Алексей Григорьев шестидесяти у него жена Фекла Фролова дочь пятидесяти у него дочь Огрофена двадцати а дети его Василей да Иван вывезены в Санкт Питербурх в каменщики в 711 году а он перешел в деревню Кишкино из деревни Шипина а в переписных книгах 7186 году написан в деревне Шипине отец его Григорей Гаврилов и он Алексей.
Сравнивая с выше приведенной записью, сделанной в деревне Шипино, не сомневаюсь, что речь идет об одной семье, хотя отчество отца разное. Но такие ошибки часто случаются, тем более, что переписчики разные.
И вот теперь передо мной загадка
-
мой ли это предок Иван Алексеев? В пользу этого говорит отсутствие обычного в таких записях упоминания "с женой и с детьми". Я не сомневаюсь, что мой Иван Алексеев уехал в 1711 г. холостым (родился он примерно в 1690 г.) и женился уже в Петербурге.
Еще два Ивана Алексеева среди петергофских каменщиков были другого подчинения - один из вотчины ростовского архиерея с. Песошни, а другой вроде как боярина Бориса Гавриловича Юшкова то ли деревни Угрюмова, то ли Квашнина, хотя в документах много путаницы.
И если это каким-либо образом подтвердится, то мои глубокие корни уходят и в деревню Шипино.