Угличский земский исправник Иван Сукин выехал в Воскресенскую вотчину 11 ноября 1815 г., предварительно распорядившись собрать большой мирской сход. Только через два дня к 13 ноября, человек за человеком, на сход собралось 348 человек из 2 404 душ м.п., числившихся в вотчине. На министерские указания вече отреагировало бурным несогласием. Распоряжение принять новоизбранных бурмистра Анисима Кирилова из д. Мокрой и старосту Ивана Ефимова восприняло полным отказом (этот момент в статье не совсем ясен: когда были избраны новые бурмистр и староста или же они были заранее назначены начальством, которое потребовало от мира согласия на этот выбор). Своим громким криком крестьяне заставили исправника молчать и слушать себя. Миссия в Демидовскую вотчину провалилась. Исправник уехал, отобрав у крестьян «удостоверительный лист», на котором старосты с приложением печатей подписались, что «мы, дескать, исполнять предписаний начальства не соглашаемся». В отчетном рапорте исправник намекал на что-то вроде бунта.
Дальнейшее дознание по делу Ярославское губернское правление передало Угличскому уездному судье Орлову. Заодно на него было возложено дознание по второму вопросу, связанному с Воскресенской вотчиной, касательно увольнения в купечество крестьянина Ефима Белоусова и его семейства. Белоусов был очень богатый крестьянин, вел торговлю в С.-Петербурге, откуда через ходатайство через своего бывшего барина П.Г. Демидова хлопотал, чтобы вотчина выдала ему увольнительное свидетельство для записи в купечество. На увольнение давали свое согласие Демидов и Разумовский. Вотчина вновь противилась министерскому распоряжению, ссылаясь на свой «приговор», согласно которому просящиеся в увольнение вносили по 1 500 руб. за каждую рев. душу, в пользу вотчины еще по 500 руб. с души м.п., и «буде вторая рекрутская очередь не очищена, то и за оную взимать тоже по 500 рублей с души».
Вотчинным крестьянам оппонировал Голенищев-Кутузов, указывал, что Белоусов внес по 1 500 руб. за рев. душу, пожертвовал на вотчинную церковь 2 000 руб. и упоминал про другие «доплаты», отмечая, что решение о выплатах по 500 руб. за вторую рекрутскую очередь не утверждено начальством, а принято только вотчинным выборным местом. Как пишет Покровский, Голенищеву-Кутузову выборное начало, вообще, было противно. Он старался довести крестьянское самоуправление до нуля, что ему вполне удалось в Романовской вотчине Демидовского училища, где крестьяне совершенно покорно исполняли его приказания. Угличские мужики оказались гораздо упорнее и настойчивее в борьбе за сохранение своих прав.
Судья Орлов, одновременно исполнявший должность Угличского предводителя дворянства, выехал для дальнейшего разбирательства во главе представительного отряда. В «поход» выдвинулись десять рядовых Угличской военной команды с одним унтер-офицером и Угличским земским исправником. 17 января 1816 г. отряд с барабанным боем вступил в с. Воскресенское, где находилось вотчинное правление. Усмирители к своему удовольствию встретили только 112 человек, да и те вопреки ожиданиям явились без единого топора и дубинки.
Орлов объявил собравшимся, что об их бесчинствах осведомлен С.-Пб генерал-губернатор, который грозит арестовать ходоков-подстрекателей Ушакова и Шешина. Что их грозят отдать «под красную шапку», да и вотчинным крестьянам не поздоровится, если они дерзнут противиться воле высшего начальства. В ответ мужики закричали, что они «воле начальства не противятся нимало» и покоряются. После этого собралось до 400 человек «взрослых и толковых», перед которыми судья потребовал, чтобы они допустили вновь избранных ими бурмистра и старосту к исполнению своих обязанностей, а крестьянину Белоусову дали требуемое министром увольнительное свидетельство.
После новых угроз исправника, расхрабрившегося в присутствии солдат с заряженными ружьями и отточенными штыками, крестьяне пали на колени, стали со слезами просить оставить их в покое и бунтовщиками не считать. И (что характерно) опять же попросили оставить прежних бурмистра и старосту, потому что были «в хорошем их распоряжении уверены», «а если наша Демидовская училищная вотчина дошла до настоящего замешательства, то единственно от возмущений, бывших до бурмистра Ушакова и Шешина». Особенно виновными по их мнению были прежние бурмистры Каширин, Ярилов, Бородулин и староста Горошков, которых крестьяне не желали видеть в вотчине за их смуты и просили удалить «куда начальству будет угодно». Несколько раз падая на колени, мужики со слезами просили защиты.
Судья был тронут народным горем и дал возможность крестьянам, посоветовавшись между собой, составить новый «приговор». В нем мужики засвидетельствовали, что повинуются воле начальства и увольняют Ушакова и Шешина. Однако прежде избранного в бурмистры Анисима Кирилова, на котором настаивало начальство, признать не могут по состоянию здоровья. На его место избирают в бурмистры крестьянина д. Ларюкова Семена Григорьева, который был в это время на заработках в столице. Сход постановил послать за ним нарочного, чтобы вытребовать в вотчину. Когда де Григорьев вернется из С.-Пб, волость беспрекословно сдаст ему дела, а до этого пусть должность старосты по-прежнему исполняет Шешин. Без него, дескать, в вотчине могут последовать разные другие неустройства. К тому же Шешин обязан порешить «сдачею рекрутов, еще не вполне поставленных». (В итоге крестьяне по-прежнему тянули, чтобы Шешин как можно дольше сохранял занимаемую должность.)
В подписанной бумаге Орлов не обнаружил ничего, чтобы касалось семьи Белоусова. На вопросы, почему крестьяне упорствуют, ведь Разумовский объяснил, что Белоусов не должен вотчине по рекрутским повинностям и денежным податям, мужики ответили, что это неправда. Что Белоусов плут и обманщик, и уволят его только после полного расчета. На замечания Орлова, что он уже выплатил 10 000 руб. и помимо того пожертвовал большую сумму церкви, заявили, что он все лжет, и что? им за дело, «если он и наградил попов», мирян он обижает. «Воля ваша, проливайте нашу кровь, бунтовать мы не станем и рады умереть за правду, только Белоусова из вотчины не уволим, покуда он не разочтется с нами в точности», - был их ответ.
Судья проливать кровь не захотел, а ограничился тем, что отобрал у крестьян следующий приговор-показание. В нем значилось, что вотчина не может уволить Белоусова, т.к. мир не получил от него не то что 10 000 руб., а ни одной копейки, без которых «кто же будет отправлять состоящие на нем рекрутскую очередь и другие повинности?». Затем мужики еще раз напомнили, что вотчина и в том числе Белоусов приняла приговор, согласно которому увольняющийся за каждую ревизскую душу должен внести 1 500 руб., еще 500 руб. в пользу вотчины, «а буде вторая рекрутская очередь не очищена, и за оную по 500 рубл.». Пожертвование Белоусова церкви мир на свой счет не принял, т.к. оно было сделано по его доброй его воле и «единственно во душевную его пользу». Крестьяне настойчиво просили, чтобы Белоусов вернулся в вотчину и произвел все полагающиеся расчеты.
Как пишет С.П. Покровский, вероятно, у Белоусова в министерстве в С.-Пб была «сильная рука», которая видела в крестьянине источник своих доходов. От главного же заступника Воскресенской вотчины крестьянина Ушакова «особенных выгод не обреталось». Тем и объяснялось настойчивое давление, которое начальство оказывало на крестьян в этом вопросе.
Так завязалась странная «борьба» между простым почти безграмотным угличским мужиком и министром народного просвещения. Разумовский просил губернатора М.И. Голицына, чтобы Угличский Земский суд принудил Ушакова сдать вотчине отчет по управлению, чтобы после этого он не вмешивался в вотчинные дела и на мiрские сходы не ходил. Голицыну жаловался Вязьмитинов – СПб главнокомандующий и министр полиции – указывая, что крестьяне вотчины упорствуют и Белоусова не увольняют.
В ноябре 1816 г. дело через Комитет Министров дошло царского престола. Разумовский представил Комитету, что «крестьяне Угличской вотчины Демидовского… училища не повинуясь начальству занимаются лишь ябедами, а посему нуждаются в принятии против них наиболее строгих мер», о чем и было доложено царю. Император Александр принял свое решение: вотчинных бурмистра и старшину Софрона Ушакова и Максима Шешина как главных виновников смуты постановил отдать в солдаты с зачетом в вотчине за рекрутов. На их место избрать нового бурмистра и старшину из людей честных и доброго поведения. Дело о начетах во время правления прежних бурмистров предать забвению. Расследовать, какую роль в беспорядках играл вотчинный писарь Лев Пахомов.
Софрон Ушаков был арестован в Петербурге и отправлен в «военное ведомство», хотя ему уже было больше 45 лет. Его участь разделили ровесник Максим Шешин и 19-летний Пахомов.
Высочайшим указом 7 декабря 1816 г. самоуправление Демидовский крестьян было прекращено. Управление вотчинами отныне предоставлялось местному гражданскому начальству на том же основании, на каком управлялись все государственные крестьяне. Указ подтверждал, чтобы вотчины, принадлежавшие училищу, навсегда оставались «под именем крестьян Демидовского училища и на содержание оного положенный на них оброк вносили в Казенную Палату». Вскоре взимаемые с крестьян подати были увеличены. Вотчина стала постепенно беднеть. И явилась, как пишет Покровский, «золотым дном для ярославского чиновного люда».
«Демидовцы» потеряли самоуправление при согласии своего бывшего владельца. Их «свободное положение» не нашло сочувствия у министра народного просвещения А.К. Разумовского, у попечителя Московского учебного округа П.И. Голенищева-Кутузова и особенно, видимо, «смущало» соседних с демидовскими крестьянами помещиков, которые взимали со своих крестьян «вчетверо, а иногда и более, чем платили «Демидовцы» (С.П. Покровский. Ярославская старина. Волнения Демидовских крестьян. // Русский архив. 1897. Книга 1. С. 190).
Но думаю, что самоуправление, продолжавшееся около 10 лет, должно было оставить глубокий след в мировоззрении воскресенских крестьян.
17
