Paola (25 марта 2009 - 15:25) писал:
Поройков Николай Дмитриевич (1849-1904 г.) - псаломщик в церкви Бориса и Глеба в Ростове.
Женат на
Скребаковой Анастасии Григорьевне (1857-1905).
Дети:
...
- Поройкова Елизавета Николаевна (1891- ) - училась в Ростовской Мариинской женской прогимназии. Учитель.
...
Стало известно, что Елизавета была замужем за учителем
Алексеем Евдокимовичем Полиевктовым. У них были дети:
Владимир, Анастасия, Екатерина.
В интернете нашла прекрасную статью, очень хочется привести её полностью:
Четыре лета в Тутаеве.
. . .Каждое лето родители старались меня куда-нибудь пристроить, чтобы я не торчала в пыльной Москве, в этот раз, муж папиной сестры сестры ехал на Волгу в г.Тутаев навестить свою сестру Маню и предложил взять меня в собой. Я перешла в третий класс и считала себя взрослой, дядю Колю стеснялась, но ехать согласилась. С собой взяла маленького резинового пупсика и любимую железную птичку. Поезд на Ярославль отправлялся в двенадцать часов ночи, меня разбудили в десять, так поздно я еще никогда не просыпалась! Провожали меня папа и тетя Вера, было темно и зябко, у вокзала горели фонари, папа купил перонные билеты и нас пропустили к поезду. Было сделано последнее напутствие: не брать в рот всякую дрянь, чаще мыть руки, слушаться, регулярно писать открытки, которые с обратным адресом были даны мне заранее, последние объятия, мы вошли в вагон и поезд тронулся. Утром проснулись в Тутаеве. Город расположен на двух берегах Волги. На нужный нам высокий берег железной дороги не было. Переправляемся на пароме вместе с курами, коровами, телегами и разным скарбом.
. . .Дядя Коля не подумал, что ребенку с утра нужно в туалет, я спросить стеснялась, терпела сколько смогла! Терпенье лопнуло на пароме штаны чулки и ботинки все стало мокрым! А когда сошли на берег, чтобы скрыть свой грех шла усиленно загребая пыль ногами. Он ничего не заметил, но замечание сделал. Тетя Маня жила загородом и мы добрались туда только к вечеру. Она встретила меня очень приветливо. Мы поужинали. Попили жирного козьего молока. После дороги, новой еды и жирного молока мне было очень плохо! Дядя Коля погостил и уехал. Я осталась с тетей Маней, ее мужем дядей Сашей и козой Лаской. Ласка возненавидела меня сразу. Она при малейшей возможности пыталась меня боднуть. Ей не нравилось внимание ко мне тети Мани. Она ее ревновала! Эту квартиру они снимали, меня поселили в светелке, светелка была оклеена дореволюционная газетами, читать все это было очень интересно. Дядя Саша работал в Тутаеве, тетя Маня вела хозяйство и во все вовлекала меня, мы очень сдружились. Козу привязывали к углу дома, а мы ходили для нее в лес и ломали веники из осины. Большого веника ей хватало на день. Тетя Маня много рассказывала о своем и дяди Саши прошлом. Я - о проделках в школе и родителях, в общем мне здесь было уютно и хорошо, лето пролетело быстро. На следующий год тетя Маня пригласила меня сама. На этот раз до Ярославля меня везли Катя и Володя студенты, племянники, дети старшего брата тети Мани Алексея, которые учились в Москве и ехали домой на каникулы отсюда. Тетя Маня меня забирала и мы с ней плыли четыре часа по Волге до Тутаева на пароходе. С продуктами в городе было плоховато, поэтому перед моим отъездом по почте посылкой отправлялась большая плетеная корзина с крупами. В этом году они переселились на хутор "Носищево", расположенный в 2 км от города у большой дороги.
. . .Это была зоостанция. На хуторе жило вместе с детьми 25 человек. Кругом были леса и поля. На территории хутора было два пруда чистый и грязный. Росла с пятиэтажный дом необыкновенная черемуха, плодовых деревьев и ягодных кустов не было, но у всех были огороды. В загоне из тонких бревен /слег/ стояло сорок ярославских черных с бельм коров и одна рыжая холмогорская. Красавец бык жил отдельно. Он был черный до половины, а передняя часть туловища была покрыта белыми кудрями, морда была черная, в носу кольцо. Когда бык срывался с кольца - хутор вымирал! Только пастух дядя Вася длинной палкой с крюком на конце ловил его за кольцо и отводил в стойло.
. . .Дом был с мезонином и смотрел окнами на три стороны. В одной части жили взрослые дети бывшего хозяина Оля и Лёня. Оля была симпатичная блондинка. Она любила земляничное мыло, белые кофточки и работала в городе. Я любила наблюдать, как она умывается и причесывается. Лёня, её брат, недавно женился и у них уже был сын. Жена его, Лиза, в коричневом платье и всегда с ребенком на руках была худенькая и маленькая, и мне было почему-то ее очень жалко. В другой части дома жила доярка с четырьмя детьми примерно моего возраста. Мы вместе играли. Заводилой обычно была я. Мы целыми днями переселяли лягушек из чистого пруда в грязный. Для ловли использовали корзинку с дырявым дном, но в том пруду они почему-то не жили. С большим удовольствием чистили коровий загон, подцепляя коровьи лепешки на большие лопаты. Целыми днями носились босиком, а перед сном мыли ноги в деревянных лотках - поилках для скота. В этом году мы также ходили в лес за осиновыми вениками и за грибами. В доме мы занимали мезонин и комнату внизу. Пастух дядя Вася жил в соседнем селе. Он плел корзины из ивовых прутьев на продажу и сплел мне в подарок маленькую корзиночку для грибов. Она у меня сохранилась до войны. В этот мой приезд у старой козы Ласки подрастали две козочки - дочки. Они всегда ходили втроем, мама середке, а дочери по бокам. Меня они все терпеть не могли. Вечером, когда пригоняли стадо, и я пыталась их пригнать домой, они все три шли на меня, нагнув головы! И не слушались! Дядя Вася пожалел меня и подарил мне настоящий пастуший кнут. Кнут был старый и не щелкал, но козы его боялись. В это лето в хозяйстве тети Мани прибавила овечка - ярочка, поносный поросенок Борька /он был дешевле/ и инкубаторские цыплята. В баню мы ходили в город, дорога шла через поле подсолнухов, они были выше нашего роста. Можно было сорвать еще не спелый серый подсолнух и жевать семечки горстями вместе с шелухой. На подходе к городу было "Сельпо", там продавалась всё, что угодно, но особенным был ситный хлеб. На обратном пути из бани мы всегда покупали большой каравай! Дядя Саша приходил с работы вечером. Все козы, овцы, собака Пират его уже ждали. Он всех одаривал хлебом для чего у него всегда было две буханки для нас и животных. Грустный поносный поросенок Борька вскоре повеселел. Его вылечили козьим молоком и золой. Он стал розовым и веселым, и хвостик закрутился колечком. К ноябрю Борька должен был быть 7-8 вершков! Для цыплят дядя Саша соорудил большой тяжелый ящик с железной сеткой наверху, где цыплята гуляли днем. Но вороны все-таки ухитрялись их воровать ложась набок и, подсовывая клюв под ящики, хватали любопытных цыплят. За малиной ходили в лес одетые до зубов. Малину всегда окружала жуткая крапива! Несколько раз были на речке Урдоме, там собирали ракушки беззубки. Их обдавали кипятком, они пищали и открывались, мясо вычищалось, из него варился бульон для поросенка. Отварное мясо смешивалось с ботвой овощей, крапивой. Все это мелко рубилось в деревянном корытце тяпкой, посыпалось повалом /мука/, заливалось бульоном и забеливалось молоком. На такой еде поросенок рос не по дням, а по часам! Борька весело хрюкал, любил, когда ему чесали спинку или животик, и рылся пятачком в мою ладошку. Меня ни в чем не ограничивали, я бегала, где хотела. Тетя Маня всегда на столе оставляла крынку с молоком и большой кусок хлеба. Я могла прибежать и попить молочка!
. . .Иногда случались казусы. Однажды свалилась с огромной черемухи, но не пострадала. Сделала из плодов репейника сначала корзинку, потом, увидев, что она большая, как шапка, надела ее на голову. В этот раз со мной пришлось повозиться! В этот приезд со мной была маленькая черепашка, мама, купила ее в Крыму, дядя Саша сделал для нее загончик около поленницы, а соседский поросенок нашел ее и прокусил еще нежный панцирь. Туфли, сандалии и тапочки, с которыми я приехала, все разорвались, купить новые было негде, пришлось тете Мане заказывать мне туфли у городского сапожника. В свободное от беготни время, собирала гербарий для школы и учила, по собственной инициативе, стихи Лермонтова о Наполеоне:
"По синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.
. . .На хуторе "Носищево" прошло два моих лета. Это были 1938 и 1939 годы. Лето 1940 мы жили в Тутаеве на Красноармейской ул., 15. Домик был небольшой, но двухэтажный обшитый тесом. На первом этаже размещался скот, на втором жили мы. Поднявшись на второй этаж, попадали в большую прихожую, из которой были двери во все остальные комнаты, и теплый туалет с выгребом во дворе. При доме был колодец и небольшой огород. Полоскать белье мы ходили на берег Волги и с трудом забирались обратно на нашу гору домой. Теперь я смогла ближе познакомиться с городом. В центре располагалась площадь с собором, окруженная 2-х 3-х этажными белыми каменными зданиями. От площади, как лучи отходили улицы. В нашем доме было уютно и чисто, почему-то запомнилась застекленная горка в столовой с интересными фарфоровыми фигурками для соли перца, масла,творога и другими красивыми чашками и тарелками. На столе лежала белая скатерть. По утрам на подносе стоял квадратный медный самовар в нем в полотенце наверху варились яйца, в разъемном барашке свежее домашнее масло, в красивой вазочке свой творог. На стене большая застекленная литография боярской свадьбы: во главе стола сидят молодые, она в красивом, шитом жемчугом сарафане и кокошнике, он в боярском бархатном кафтане, стол ломится от яств. Слуги разносят серебряные кубки, на блюдах гусей и лебедей! Я обожала смотреть на эту картину и додумывать что происходило дальше, иногда в туалетной комнате появлялись для использования подпорченные книги. В комнате было тепло, светло и тихо, я там прочла «Анну Каренину» Л. Толстого, «Люди 40 годов» Тургенева и некоторые другие. Их приносил с работы дядя Саша. Он работал в конторе "Утильсырье". Дядя Саша - Александр Павлович Яковлев был человек образованный. Как говорили, до революции он был богат и все каменные дома в городе принадлежали ему. Он был высоким представительным черноволосым мужчиной. Когда то он был женат и имел одиннадцать детей. Богатства он лишился, жена умерла, дети выросли и разъехались. Тетя Маня была его второй женой. Из детей я видела только Васю. Он привез селедку, тетя Маня положила ее в молоко, а потом и вообще выбросила, очевидно, что у нее с детьми дяди Саши что-то не сложилось. Дядю Сашу в городе уважали, когда я шла с ним по улице, все ему кланялись. Сейчас в Тутаеве есть музей его имени. Он за обедом любил задавать мне каверзные вопросы по истории, географии и математике. Спрашивал: «Сто цыплят это сто процентов, а один это сколько?» Я еще в школе процентов не проходила, но не признавалась, что не знаю. Тетя Маня спасала меня, как могла. Жизнь в Тутаеве мало отличалась от жизни на хуторе. Я все так же гоняла в городское стадо трех коз и пятерых овечек с накрашенными, чтобы не потерялись, лбами. Инкубаторские цыплята превратились в кур. Поросенка не держали. Не было моих приятелей по играм, а новых я еще не завела. Сюда чаще приезжали тети Манины родственники, брат Алексей Евдокимович Полиевктов и его, уже совсем взрослые дети, Володя, Катя и Настя. Я с ними дружила. Это был предвоенный 1940 год. В конце августа тетя Маня проводила меня до Константинова, где с матерью приводил, лето мой двоюродный брат Олег. Когда началась война мы с маминой работы уехали в эвакуацию в г.Чембар Пензенской области, и я больше ничего не знала о тете Мане и дяде Саше. Прошло несколько лет тети Мани и дяди Саши уже не было в живых, а время которое я провела в Тутаеве, окруженная любовью и заботой чужих людей, никогда не забуду. Большое им всем спасибо. Спасибо и козе Ласке, она своим молоком укрепила мне здоровье и помогла выжить в военный голод, и холод!
Источник:
http://alaska-herita....su/index/0-183